Шрифт:
ЖЕНЕ МОЕЙ
МАРИИ НИКИФОРОВНЕ,
ДРУГУ И ПОМОЩНИКУ В РАБОТЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Нет, Алексей Дмитриевич, не могу! Как хотите!
— Полина Антоновна, вы нас подводите!
— Почему? Что, на мне
— Да, работа большая.
— Ну вот. А я устала.
— Ничего, Полина Антоновна. Лето только начинается, отдохнете и… Да вам самой скучно будет с одним только предметом. Уверяю вас!..
В квадратной, аккуратно подстриженной бороде директора пряталась всезнающая улыбка, точно он предвидел этот разговор и никак не собирался принимать всерьез возражения учительницы. Именно это вызывало у Полины Антоновны упрямое желание не уступать и отстоять свое. Но спорить ей было трудно, хотя она и выискивала все самые убедительные, на ее взгляд, доводы.
— Ну, если бы еще это был нормальный класс — наш, старый, организованный. А это что? С бору по сосенке, из разных школ!
— Поэтому-то я его вам и предлагаю! Можно оказать, в знак особого к вам уважения, Полина Антоновна! Организованный класс — ну какой в нем интерес? А тут… Да что вам объяснять! Сами знаете.
И опять некуда было скрыться от этой затаенной улыбки и хитроватых огоньков в глазах.
— Алексей Дмитриевич! Ну, как вы не понимаете? Я только что сделала выпуск. Я вела ребят с пятого класса, я с ними сжилась, сроднилась, я израсходовала на них всю себя. Понимаете? Всю! А теперь… Да что же, учитель, по-вашему, автомат, что ли? Нет у меня в душе места для новых учеников! Как хотите!.. Я состарилась, в конце концов, если вам мало всего, что я говорила!
— Полина Антоновна! Да ведь нужно!
Хитроватые огоньки исчезли, и глаза директора смотрели теперь серьезно и твердо.
— Алексей Дмитриевич, вас ждут, — заглянув в кабинет, сказала секретарша.
— Кто?
— Родители. Кажется, новенькие.
— Вот уже и пошли… Просите!.. Ну, Полина Антоновна, значит договорились?
— Это когда же мы договорились? Вы, Алексей Дмитриевич, хитрить начинаете!
В кабинет быстро вошла кругленькая, невысокого роста женщина в платочке. Поздоровавшись, она скосила темные живые глаза на вошедшего вместе с нею коренастого широкогрудого подростка в черном костюмчике и белой рубашке «апаш» с выпущенным поверх пиджака воротником.
— С заявлением? — спросил Алексей Дмитриевич.
— С заявлением, товарищ директор. Сынка привела!
Алексей Дмитриевич пригласил женщину сесть и бросил на подростка короткий, острый взгляд. От этого взгляда тот невольно провел рукой по спутанным волосам, но потом, видно, решил, что это может показаться непростительным малодушием с его стороны и, опустив руку, продолжал стоять с довольно независимым видом. Он даже окинул взглядом стены кабинета, развешанные на них портреты, диаграммы, почетные грамоты и задержался только на маленьком, покрытом красным бархатом столике, на котором стояло несколько серебряных кубков и бронзовая фигурка физкультурника, бросающего диск.
Но как только Алексей Дмитриевич углубился в чтение документов, которые ему подала мать паренька, тот перевел
— Да-а-а! — сказал наконец Алексей Дмитриевич, неопределенно покачав головою. — Как фамилия-то?
— Костров.
— А звать?
— Борис…
Он отвечал неуверенно, по-видимому встревоженный тем, что директор качает головою, и не понимая, что это может означать.
— Да-а-а! — как бы в раздумье протянул опять Алексей Дмитриевич. — Не мастер ты учиться-то!
Мать тревожно переглянулась с сыном и, почувствовав какую-то заминку, торопливо стала рассказывать директору, как она вернулась с детьми из эвакуации, как сразу же тогда хотела определить сына в десятилетку и как ей это не удалось.
— Зимой приехали, учение-то уж везде шло, мест не было. Мне и сказали: пусть, говорят, пока учится в этой самой неполной школе, а потом перейдет в десятилетку. Перейти-то тогда не удалось, а теперь вот кончил семь классов… Что ж он у нас недоученным останется?
— Почему недоученным? — спросил Алексей Дмитриевич. — Учиться, конечно, нужно… Да ведь можно и в другую школу. Не обязательно к нам!
Полина Антоновна понимала эту двойную хитрость директора: с одной стороны, ему не хотелось принимать не очень хорошего ученика, который неизвестно еще как проявит себя в будущем, а с другой — он старался выпытать настроение своего будущего питомца, принять которого, видимо, все-таки придется. Последняя хитрость ему удалась: по лицу растерявшегося паренька Полина Антоновна угадала его чувства. «В другую школу?.. Значит, в эту все-таки не примут?..»
Он хотел что-то сказать, но его опередила мать:
— Уж вы, товарищ директор, не обижайте его!
— Зачем мне его обижать? Я его обижать не хочу, — ответил директор. — Но у нас мало мест. Два класса укомплектованы своими. Остается один восьмой «В», а кандидатов много.
Директор опять стал перелистывать документы, покачивая головой и изредка поглядывая на Бориса.
— Вот видишь!.. И характеристика у тебя неважная. Не знаю уж, как с тобою быть… Главное, если б ты учиться хотел!
— А я… я хочу учиться! — выдавил из себя Борис.
— Хочешь? — директор испытующе посмотрел на него. — А почему же такие отметки?
Пальцы левой руки Бориса забегали по пуговицам пиджака, точно проверяя, все ли они на месте. Но он быстро справился с собой и ответил:
— Школа такая!
— Школа такая? — вскинув брови, насмешливо повторил Алексей Дмитриевич. — Какая же это она «такая»?
Борис молчал. Видно было, что он проговорился нечаянно, отозвавшись так о своей прежней школе, и теперь с удовольствием увильнул бы от ответа. Но директор прямо и неотступно смотрел ему в глаза, и увильнуть было невозможно.