Повесть об отце
Шрифт:
Во второй половине дня пришла сестра матери – Матрена Марковна, про живавшая с мужем и детьми через три дома, помочь начинить колбасы. К вечеру на противне в кладовой благоухали запеченные до коричневой корочки десяток колец и свиной желудок, наполненный кусочками мяса, печени и селезенки, называемый в этих местах «богом».
На следующий день было 7-е ноября.
Утром, после завтрака, празднично одетая семья вышла за ворота и направилась в сторону Краснополья. По дороге к ней присоединялись соседи, чинно раскланивались и дальше шли вместе. Взрослы со
Понемногу втягивались в зал, занимая ряды кресел, затем музыка стихла. На сцену, с огромным портретом Вождя народов в глубине, вышел президиум, рассевшийся за накрытым кумачом столом. Говор в зале стих, к стоящей сбоку трибуне, направился один из секретарей горкома.
Для начала поздравил присутствующих с очередной годовщиной Великой Октябрьской Социалистической революции (зал зааплодировал) а потом выступил с докладом. В нем сообщил о достигнутых производственных показателях в городе и о том, что на шахте «Центральное Ирмино», в близлежащей Кадиевке, забойщик Алексей Стаханов установил рекорд, превысив норму добычи угля за смену в четырнадцать раз. В этой связи в стране развернулось социалистической соревнование его имени, в которое секретарь призвал активно включаться.
За ним выступили начальник местного шахтоуправление «11 Рау» заверивший, что такая работа уже идет и заведующий передовой шахтой «Мазуровская» Резников.
Как и Елань, он тоже был известной личностью в городе.
В 1918-м, организовав и возглавив боевой отряд из шахтеров, не дал белоказакам захватить и взорвать окрестные шахты, в начале тридцатых за трудовые заслуги был удостоен ордена Трудового Красного Знамени. А еще Егор Степанович приходился Ковалевым родней – был женат на сестре Варвары Марковны.
После завершения выступлений, под исполняемой оркестром «туш»*, состоялось награждение передовых шахтеров и инженерно-технического состава. Вручались почетные грамоты, денежные премии и подарки. Лев Антонович получил отрез бостона на костюм.
На этом торжественная часть закончилась, и был объявлен перерыв, во время которого одни направились в буфет, а другие перекурить на улицу. Далее был показан фильм «Любовь и ненависть», на этом праздничные мероприятия закончились. Все отправились по домам отмечать праздник в семейном кругу.
Ковалевы пригласили к себе бабушку Литвиниху и Резниковых. Женщины быстро накрыли в зале стол, детвору расположили на кухне. Для начала выпили за Революцию, вторую – за себя. Принялись закусывать холодцом, домашними колбасами, горячей картошкой и солеными огурцами с помидорами.
Дети, наевшись, убежали гулять, взрослые беседовали. После третей затянули песню.
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей любимой или о жене!
басовито начали мужчины, в их голоса стройно вплелись женские.
Глава 2.
Зима выдалась ранняя. В середине ноября выпал первый снег, потом закружили метели, сугробы достигли метра. Днем над крышами хат вверх поднимался белесый дым, деревья стояли в инее.
С тридцатого декабря в школе начались каникулы, по дому особой работы не было, целые дни Колька с Алексеем гоняли на лыжах. К ним присоединялись двоюродный брат Володька и Витька Провоторов с «домиков».
Лучшим местом считалась степь в сторону Павловки с терриконом давно выработанной шахты. Он возвышался над местностью на пятьдесят метров, и со всех сторон был покрыт снегом.
Сняв у подножия лыжи, ребята карабкались до середины и с воплями неслись вниз. Колька же добирался до верхушки и делал это оттуда. В ушах свистел ветер, вышибая слезу из глаз. Можно была запросто расшибиться, что иногда случалось, но он любил риск.
Накатавшись с террикона, ехали в сторону Краснопольевского леса с нависшими над ним выходами плитняка и скатывались чуть в стороне вниз, к речке, называлась Лозовая. Там снова снимали лыжи, наломав тальника* разводили костерок и, насадив на прутья, поджаривали прихваченное с собой сало, закусывая хлебом. Домой возвращались к вечеру, усталые, но довольные.
В марте снег начал таять, проклюнулись подснежники. Затем зазеленела степь, буйно отцвели сады, наступил июнь.
Одним таким днем, в воскресенье, Колька с друзьями сидели на скамейке у клуба, обсуждая только что просмотренную картину «Тарзан». Она была американская, о приключениях мальчишки жившего в джунглях вместе с их обитателями. У магазина старушки торговали черешней, во дворе почты детвора играла в классики.
Со стороны города донесся шум мотора, к клубу подкатила черная «эмка», остановилась, хлопнула дверца. К скамейке подошел военный. Рослый, крепкого сложения, с ромбами в петлицах и двумя орденами боевого Красного Знамени на груди.
– Добрый день, хлопцы. Подскажите, где живет Лев Антонович Ковалев?
– Я его сын, – встал со скамейки Колька.
– Будем знакомы, – чуть улыбнувшись, протянул ладонь. – Я твой дядя Александр.
– Николай (обменялись рукопожатиями).
– Садись в машину, покажешь, где живете.
Уселись, снова хлопнули дверцы, «эмка» отъехала от клуба.
Огорошенные друзья проводили ее взглядами. Такая машина была только у первого секретаря горкома, а военных с подобными наградами раньше никто не видел.
Между тем автомобиль свернул в проулок и скрылся. Поднявшись по грунтовке на бугор, миновал окраину, за ней синевший справа террикон шахты и въехал на Луговую.
– Вон у тех деревьев наш дом, – показал Колька пальцем на высокие раскидистые вербы.
Подкатив к воротам, «эмка» остановилась. Все вышли наружу, из багажника извлекли саквояж и картонную коробку перевязанную шпагатом.
– Товарищ комдив, – захлопнул багажник сержант-водитель, – разрешите заехать в Алчевск к родителям?