Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
Бушмакин помолчал и добавил:
— А когда причины преступности мы на самом деле сможем отыскать только в синематографе, как вы это предполагаете, я думаю, к этому моменту пройдет много лет. Это будет то счастливое время, когда мы раздавим профессиональную преступность. Вылечим социальные язвы. Всем дадим работу. Какие будут мнения по данному вопросу?
— Признаю свою ошибку, — хмуро сказал Макаров. — Вы мне доказали. А вообще-то беспощадно товарищ Ленин сказал… Даже страшно: наши, можно сказать, красноармейцы, сотни тысяч! И вдруг — не можем мы им дать работы, а они из-за этого в бандиты
— А вот это уже глупость и политическая близорукость, товарищ Макаров! — не выдержал Коля. — Партия и товарищ Ленин в самые трудные минуты не позволяли себе затемнять положение дел. В этом наша сила, я считаю. А если какие-то отдельные сволочи используют эту правду во вред нам, — не страшно.
— В общем, ясно, — подвел итог Бушмакин. — Слово для информации имеет только что прибывшая из Москвы со съезда милицейских работников товарищ Кондакова.
Маруська поднялась и одернула гимнастерку.
— У меня хорошие новости, товарищи, — сказала она. — Нам вводят единую форму, это раз!
— УГРО это не касается, — впервые подал голос Вася.
— Второе, — не обращая на него внимания, продолжала Маруська, — оружие и боеприпасы будут приведены к одной системе.
— И это нам все равно, — выкрикнул неугомонный Вася. — Потому что у постовых наганы, а у нас — кольты и браунинги! Ихнее не подойдет нам. Наше — им.
— Есть нововведение, которое касается лично нас, — сказала Маруська. — Решено организовать научно-технический отдел, в котором будут сосредоточены все средства для раскрытия преступлений. И Центральное бюро дактилоскопической регистрации.
— Давно пора, — одобрил Никита. — А то сколько раз видел я на месте происшествия следы пальцев. Стоишь и думаешь: вот бы послать их в картотеку, сравнить с уже зарегистрированными, ан — нет! Хорошее решение, деловое.
— И еще я хотела сказать вам о той идее, которая, можно сказать, пронизывала красной нитью весь съезд. — Маруська прошлась по кабинету: — Все мы должны четко представлять себе наши функции и права, соблюдать революционную законность. Жулик — он тоже гражданин республики, только споткнувшийся, и наша задача — не пинка ему дать, а помочь встать на ноги! Наше дело какое? Задержать! И только! Следователь расследует, суд судит. Самое большее — мы должны оказать им всемерную помощь, и все! А то на съезде приводились такие примеры, когда наши работники, подчас из самых лучших побуждений, сами пытались и задержать, и следствие повести, и приговор вынести и исполнить, а уж это, братки, самое последнее дело, как говорит товарищ Трепанов из Московского уголовного розыска.
На следующий день Маша повела группу милиционеров в Эрмитаж. Начищенные и наглаженные, в ослепительно белых гимнастерках, милиционеры построились у подъезда управления. По-строевому печатая шаг, к Маше подошел старший:
— Товарищ Кондратьева! Группа к культурному походу готова!
— Ведите! — сказала Маша, заметно волнуясь. Это была первая ее экскурсия, и она всю ночь ворочалась с боку на бок — нервничала и
— Им будет неинтересно!
— Почему? — лениво, сквозь сон говорил Коля. — Спи…
— Потому что искусство — это очень сложно, очень! А какая у них подготовка?
— Господи, — вздохнул Коля. — Никакой! Но можешь не сомневаться: то, что иной подготовленный воспримет мозгом, — они поймут сердцем. — Коля совсем проснулся и сел, свесив ноги на пол. — Ведь как было? Скажем, я никаких картин, кроме икон, в жизни своей не видал! А думаешь, я не любил на них смотреть? Еще как! Бывало часами разглядывал и все думал: как хорошо, как славно изобразил богомаз небо и бога… На земле бы так… Красиво, по-доброму. А мать говорила: заслужи и увидишь все это. Только после смерти. А я с этим никак согласиться не мог и всегда с ней спорил. Надо, чтобы при жизни все было красиво, по-доброму. Пусть они, Маша, пока еще не очень грамотные и не шибко разбираются, но главное они поймут, я уверен! Придет время, они сами картины нарисуют, музыку сочинят!
— И книги напишут, — грустно улыбнулась Маша. — Ладно, спи… Мечтатель.
…Маша шагала в стороне, по тротуару, прислушиваясь к командам Макарова, — он был старшим в группе — и старалась идти в ногу со всеми. Впереди топали мальчишки, вместе с милиционерами они пели про белую армию и черного барона. Останавливались прохожие, провожали глазами веселых, чеканящих шаг милиционеров…
У Иорданского подъезда Зимнего дворца группа остановилась. К Маше подскочил улыбающийся Вася, следом за ним — Никита.
— А мы с дежурства! Глядим, Марь Иванна наших ведет! Ну, думаем, будет дело! Картины идете глядеть? — затароторил Вася.
— Угадал, — кивнула Маша. — Давайте с нами?
Вася и Никита переглянулись.
— А что, — сказал Никита. — Живопись в принципе облагораживает людей нашей профессии. Скажем, мадонна Рафаэля. Или Леонардо да Винчи.
— Это точно, — кивнул Вася. — Мне, если хорошую книгу прочитаю, целую неделю даже рюмки водки на дух не надо!
Милиционеры сгрудились вокруг Маши.
— Кто был в Эрмитаже? — спросила Маша.
— Я, — поднял руку Никита. — Один раз, еще до революции.
— А мы не разу! — сказал Макаров.
— Тогда вас ожидает большая радость. Потому что встреча с настоящим, большим искусством — это всегда радость… Вы увидите картины лучших художников мира. Они смеялись и печалились, жили и умирали, как все люди, как мы с вами, только разница в том, что свою радость и печаль, свои мысли они навсегда оставили нам и будущим поколениям в своих картинах, чтобы люди из года в год, из века в век становились добрее и лучше.
— Так получается, — заметил Вася, — что задача у художников сродни нашей, милицейской, а?
— Ну, это ты загнул, — сказал Никита. — А я, товарищи, вот что хочу дополнить. Внутри ничего не трогайте, не сорите, ты, Макаров, семечки грызть любишь, так вот — забудь! Тут ведь какое дело… Мы с вами, как это верно заметила Мария Ивановна, умрем, а Эрмитаж будет служить людям вечно!
…Милиционеры разбрелись по залам. Вначале Маша пыталась им что-то объяснить, задерживала их внимание на тех или иных картинах, а потом, поняв, что это лишнее, замолчала.