Повести и рассказы (сборник)
Шрифт:
— Он… он хамил, скажем прямо.
— Вы, наверное, уже раздумали? — спросил Василий Васильевич, помолчав.
— Вы… Вы меня не знаете. Я хочу ехать во что бы то ни стало.
После обеда Нина вышла на улицу пройтись, помечтать, посмотреть, чего еще не видела. Она шла, широко шагая.
Охинский вокзал — маленький, дачного типа домик — не походил на вокзал. У вокзала под открытым небом стояли кровати.
По узкоколейке пыхтел паровозик, тащил чан пресной воды на кайган.
Прошли
В одиноком «фаршированном» домике плакал ребенок. Нина постучалась. Никто не ответил. Она вошла. Ребенок был один. Она сунула ему в рот соску, подвернула пеленки.
Когда она вышла, ее кто-то окликнул.
— Женщина, — сказал ей молодой парень, — товарищ женщина…
— В чем дело?
— Нет ли у вас огня?
Стояла гора. Гора была окутана паром.
Пни торчали.
Лиственницы, окутанные паром, были словно едва вычерченные, какие-то незаконченные.
Нина свернула и пошла к парку.
Она села на скамейку.
— Позвольте и мне, — услышала она, — с вами помечтать.
Перед ней стоял мужчина в фетровой шляпе.
— Петров, — сказал он.
— Это какой Петров, — рассмеялась Нина, — доктор?
— Нет, инженер.
— Ну да, он не то инженер, не то доктор. Мне рассказывали про одного Петрова.
— Хотите пройтись? Вы недавно приехали? Впрочем, я видел, когда вы вошли в город.
— Идемте, — сказала Нина.
Нина шла быстро. Инженер Петров распространялся о женщинах. Он был уже почти влюблен.
Парк охинский был удивительный парк. От тайги его отделяла низенькая изгородь — две-три жерди. Нина ее даже не заметила. Незаметно она и Петров углубились в лес. Это был густой, дикий, медвежий лес. Инженер говорил о своей душе, а Нина думала: когда же он кончит? Ей хотелось расспросить его об Охе.
«Кавалер», — подумала она. Ей было ужасно смешно.
Тайга становилась все гуще и гуще. Стало темно. Петров был неловок, он отстал. Нина потеряла «кавалера». Вернулась в Оху одна.
— Петро-о-ов! — крикнула она, выходя из парка.
Ей ответило эхо.
Дверь ей открыл дядя Антон.
— Спи, дочка, — сказал он, — я тебя разбужу. Подождет тебя, не уйдет «Чайво-Мару».
Собралась Нина быстро: в одной руке щенок, в другой — чемодан. Провожать ее пошли Василий Васильевич, дядя Антон и Петров, инженер, с которым она познакомилась в парке. Он нашелся.
Провожающие шутили.
— Пишите, — говорил Василий Васильевич. — И я, старик, буду писать вам. Вы какая-то уж быстрая очень, сейчас тут, а через секунду там. Впрочем, теперь все вы такие. Откуда это в вас?
— А если хныкать буду, — перебила его Нина, — если комары
— От комаров — сетка. Я положил вам ее, сунул в рюкзак.
— А если я сбегу? — спросила Нина.
— Этого я не боюсь, — рассмеялся Василий Васильевич. — Боюсь, как бы они от вас не сбежали.
Инженер Петров молчал, смотрел в сторону, позевывал, словно ему было скучно и тянуло домой.
— Я прилечу к вам, — сказал он.
— Куда? — спросила Нина. — Зачем?
— На чем? — спросил Василий Васильевич. — Туда самолеты не летают.
— В мечтах, — сказал Петров.
— Если обижать будут, — мрачно сказал дядя Антон, — мне сообщите.
— А что вы им сделаете?
— Я им! — сказал дядя Антон. Он растерялся. — Я им выскажу, я Литвинову самому на них писать буду!
Старик поцеловал Нину в щеку, обжег ее своей бородой. Василий Васильевич помахал перчаткой, инженер догнал и что-то сунул.
Паровозик свистнул. Платформы покачивало. Нина распечатала письмо, которое сунул ей инженер, и расхохоталась.
— Влюбленный шко-ольник! — крикнула она. — Гимназист паршивый!
«Пожалуй, услышал, — подумала она, — ничего!»
Поезд бежал среди стланика. Он был такой же карликовый, как и эти деревья.
Белел, синел, чернел залив Уркт.
На кайгане стояли карликовые японские домики.
Море бросалось на берег. Торчал железный остов давно погибшего корабля.
На берегу Нину встретили улыбающиеся и кланяющиеся японцы. Она узнала Хонду-сана. Он познакомил ее с остальными.
— Киритани-сан, — сказал он, — Судзуки-сан, Хота-сан. Будьте знакомы.
Потом он показал на ручные часики: Нина опоздала на полчаса.
Он показал пальцем на щенка и рассмеялся.
— Эта, эта кто? — спросил он.
— Это щенок.
— Эта, эта кусается?
— Нет, это не кусается.
Шхуна «Чайво-Мару», распустив паруса, шла на юг вдоль восточного сахалинского берега.
Нина сидела на палубе. Покачивало. Был солнечный день. Небо было нежное, с зелеными просветами.
Летели птицы с длинными шеями.
— Вам нравится это море? — спросил Киритани-сан.
— А вам?
В море сели чайки. Они были похожи на фарфоровых птиц.
Глава третья
Ланжеро шел всю ночь. Утром он уснул возле одинокого дерева, недалеко от реки.
Проснувшись, он спустился к реке, умылся и крикнул. Эхо разнесло его голос. Стая вспугнутых криком птиц поднялась, громко хлопая крыльями. Ланжеро выстрелил в стаю. Упали две птицы. День Ланжеро шел по тропе. Отойдя от тропы, он нагнулся: на песке был след мужской ноги — какой-то человек прошел здесь недавно.