Повести и рассказы
Шрифт:
Я смотрел на Хелен, наши взгляды встретились — глаза её были задумчивы, лицо спокойно.
Я ответил, что хочу.
Все присяжные поочередно подтвердили, что согласны с вынесенным вердиктом. Затем судья назначил дату оглашения приговора. Через неделю.
Хелен сказала:
— Спасибо, Блейк. И вам, Милли. Вы были очень терпеливы и добры ко мне. Спасибо за все.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Клэр сама перезвонила ко мне в контору.
— Как ты, Блейк?
— Жив пока, — уныло ответил
— Блейк, ты поверишь, если я скажу, что от всей души желала тебе победы? Я молилась за тебя.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя, Блейк. И… ты мне нужен.
— Ты её ненавидишь.
— Нет, Блейк. Она мне безразлична. А вот ты — небезразличен.
— Что ж, в любом случае я проиграл.
— Приходи ужинать, Блейк.
— У меня тут скопились целые горы работы. Я все дела запустил.
— Блейк, я накормлю детей и уложу их спать. Мы с тобой можем поужинать и в восемь, и в девять и даже в десять. Когда угодно. Только приезжай.
— Хорошо. Я приеду.
Все это было бесполезно. Между нами пролегла пропасть обмана, ведь за все годы совместной жизни я никогда не изменял Клэр. Удар был для Клэр страшный, тем более, что вести обрушились на неё с пугающей неожиданностью. Тем не менее сражалась она за меня и за нашу семью с мужеством, достойным восхищения. Сервированный ею стол послужил бы прекрасной иллюстрацией для цветного центрального разворота специализированного женского журнала по ведению домашнего хозяйства. В столовой царил полумрак, на столе горели свечи, а в ведерке со льдом темнела бутылка вина. Клэр приготовила мои любимые яства: телячьи котлетки и жареную картошку с зеленым горошком. Увы, все это сейчас казалось мне бессмысленным и даже нелепым. Мысли о Хелен отравили мне даже мысли о еде; каким-то непостижимым образом Хелен умудрилась сорвать с Сан-Вердо окутывавшую его невидимую завесу, оставив город совершенно голым. А ведь такой город как Сан-Вердо не должен оставаться голым. Голым сделались и я, и Клэр, и все остальные.
— Жаль, что я не разбираюсь во французских винах, — с наигранной веселостью сказала Клэр. — У Рут Гордон есть про них книжка — надо взять и почитать. Правда, я все равно не знаю, что подавать к телячьим котлеткам — шабли, сотерн или что-нибудь еще. Словом, я взяла бутылку альмаденского.
— Альмаденское — тоже хорошее, — сказал я. — Ничуть не уступает калифорнийскому.
За ужином мы с Клэр обсуждали вина и блюда, всячески избегая заговаривать о главном, пока наконец моя жена не спросила:
— А чем я перед тобой провинилась, Блейк?
— Ничем. Абсолютно ничем.
Тут она ударилась в слезы, приговаривая:
— Она такая красивая, а я дурнушка. За что ей дано счастье — ведь она шлюха! Но такая красивая…
Я подготовил необходимые документы и подал апелляцию — прекрасно зная, что это бесполезно. Неделю спустя, когда мы с Хелен
— Хелен Пиласки, хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я зачитаю вам приговор?
Хелен взглянула на него с полным безразличием.
— Нет, старик, — промолвила она. — Мне нечего сказать вам.
— Обращайтесь к нему «ваша честь»! — рявкнул вооруженный сержант-охранник и тут же смешался, когда Хелен, повернувшись, устремила на него холодный взгляд. Судья сказал:
— Что ж, Хелен Пиласки, в соответствии с законом, я приговариваю вас к смертной казни через повешение. Казнь состоится через тридцать три дня, и да сжалится над вами Господь.
— В самом деле? — промолвила Хелен. — Эх, старичок, похоже, чужая смерть доставляет вам удовольствие. Меня от вас тошнит — даже сильнее, чем от судьи Ноутона. От вас на милю разит ладаном.
— Уведите её отсюда! — завопил Харрингтон.
Красотка Шварц и я вывели Хелен в длинный коридор, которым здание суда соединялось с тюрьмой. Я сказал надзирательнице, что хотел бы переговорить со своей подзащитной в комнате для свиданий.
— Ну и раскипятился же этот старый хрыч, — сказала Красотка. — Никогда ещё его таким не видела.
— Да, пожалуй, — согласился я, а сам подумал, что Харрингтон мне это запомнит; ведь я даже не попытался заступиться за него и осадить Хелен. И вообще число жителей Сан-Вердо, не считающих меня своим лучшим другом, росло как на дрожжах.
— Вы не хотите оставаться один, мистер Эддиман? — спросила вдруг Хелен.
— Да, — кивнул я.
— Одно дело, когда приговор ещё не оглашен, но совсем другое…
— Да.
— Здесь только одна дверь, — сказала Красотка Шварц. — Если хотите, я попрошу полицейского подежурить возле нее.
— Дайте ей честное слово, — попросила Хелен. — Да и потом — куда нам бежать?
— Эх, отважная вы женщина, — вздохнула надзирательница. — Да, сэр, с такими я ещё не сталкивалась.
— Оставьте нас, Красотка, — устало попросил я. — Пожалуйста.
— Хорошо. Я буду за дверью. И — не обижайтесь на меня, мистер Эддиман. Будь это в моих силах, я бы её отпустила. Но кто я такая? Полицейская крыса.
Она вышла, а мы с Хелен уселись за стол. Хелен сказала:
— Помиритесь с Клэр, Блейк. Не надо меня любить.
— Через тридцать три дня ты умрешь. Никакие апелляции и обращения нам не помогут. Они уже твердо решили, что должны повесить женщину. Подонки! Господи, Хелен, неужели тебе это безразлично?
— Да, Блейк. Меня это не трогает.
— Но почему? Ведь ты так молода. Тебе бы жить да радоваться. Почему тебе все это безразлично?
— Я не вижу смысла в этой жизни, Блейк. Неужели вам самим никогда не приходилось сталкиваться с чем-то непонятным и необъяснимым?
— С таким, как сейчас, я сталкиваюсь впервые. Послушай, Хелен, но теперь-то я должен узнать — почему ты убила судью Ноутона?