Повести и рассказы
Шрифт:
— Но ведь я человек, а не шимпанзе.
— Я знаю, Блейк. В том-то и дело.
— Я тебе не верю!
— Нет, Блейк, верите. Разве вы забыли — я ведь читаю ваши мысли.
— Тогда скажи мне, что случилось с настоящей Хелен Пиласки? — вскричал я.
Красотка Шварц, услышав мой крик, открыла дверь и просунула голову в комнату.
— Все в порядке, — отмахнулся я. — Я просто потерял терпение и разорался.
— Умоляю вас, мистер Эддиман, не мучайте бедную девушку.
— Он меня не мучает, — сказала Хелен. — Мы уже скоро заканчиваем.
Надзирательница
— Все, что нас окружает, это Бог, — ответила Хелен. — Он — в каждой фразе и даже в каждом слове. Молитесь ли вы, жалуетесь или проклинаете…
— Что случилось с Хелен Пиласки?
— Я же сказала вам, Блейк — она умирала. В ней теплилась лишь крохотная искорка жизни. Потом я залечила то, что осталось от её тела, или, точнее — её тело исцелилось само, потому что я показала, как… Впрочем, для вас ведь это тоже непостижимо, да?
— Да, для меня это звучит как какой-то бред. Но, если во всем этом есть хоть доля правды, зачем ты позволила им отправить тебя на эшафот?
— А не все ли равно, Блейк? Сколько бы я продержалась в этом облике? Неужели вам кажется, что мне это приятно? Я пользуюсь этой оболочкой, чтобы испытывать то, что испытываете вы, порой даже думаю так же, но — то, что вам представляется красивым, вовсе не кажется красивым мне. Если окружающий нас мир был когда-то шедевром творения, то теперь это — вонючая клоака.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прищурившись и крепко сцепив желтоватые пальцы, доктор Сэнфорд Хаймен внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ, время от времени кивая, словно желая подтвердить, что все понимает. Когда я закончил, он сказал:
— Знаете, мистер Эддиман, мне придется взять с вас деньги. Я хотел бы вам помочь, но время — деньги, а кроме времени я ничем не располагаю.
— Сколько?
— Тридцать долларов за час.
— Недурно.
— Некоторые пациенты посещают меня пять раз в неделю, а платят при этом гораздо больше. Вы даже не представляете, сколько в Сан-Вердо людей с нездоровой психикой. Частной практике я уделяю только двадцать часов в неделю. Остальное — работа в больнице, которая оплачивается крайне скудно. В Сан-Вердо бедняки не в почете.
— Пришлите мне счет.
— Не премину — коль скоро вы понимаете, что это необходимо. Теперь вернемся к тому, что вы мне рассказали. Больше вам добавить нечего?
— Нет.
— Она — посланник Бога, — улыбнулся доктор Хаймен. — Или, точнее, — критик. Это занятное нововведение, которое, впрочем, вполне отвечает духу нашего времени. Критиков сейчас развелось много, причем каждый считает себя спасителем. Можете вы представить себе Жанну д'Арк, возомнившую себя критиком?
— Нет, не могу.
— Хотя это было бы занятно. Скажите, мистер Эддиман, приходилось ли вам когда-нибудь читать знаменитый труд Фрейда по паранойе — тот, что написан в виде обзора произведения немецкого юриста?
— Боюсь, что нет.
— А жаль. Замечательная вещь. Знаете ли вы что-нибудь про параноидную шизофрению, мистер Эддиман?
— Крайне мало.
— А ведь она становится психическим
— Но ведь до сих пор вы были убеждены, что она здорова.
— Я говорил, что признаков психического заболевания не обнаружил. Безумие — странная штука, мистер Эддиман. И довольно спорная. как и здравомыслие. С вами, например, она говорит о Боге. При мне же она скорее всего замкнулась бы. Или — возьмем её поведение. Во время суда ничего необычного не отмечалось, если не считать ненормальным её безразличие и отстраненность. Изменилось ли её поведение с тех пор?
— Нет, — покачал головой я. — Лично я никаких изменений не заметил.
— Что нам остается предположить, мистер Эддиман? История знает тысячи личностей, которые слышали голоса, общались с ангелами и передавали послания Бога. Надеюсь, вы не восприняли её рассказ всерьез?
— Скажите мне, доктор, каким образом больная с заключительной стадией сифилиса, пребывая в коме, сумела оправиться, встала, оделась и покинула больницу, а сегодня — у неё не осталось ни признаков сифилиса, ни последствий инсульта и комы. Хотя отпечатки пальцев совпадают.
Доктор Хаймен вздохнул и покачал головой.
— Каждый год, мистер Эддиман, в американских больницах совершаются тысячи ошибок. В конце концов, там работают такие же живые люди, как и везде. Это — бич нашего общества. Там путают младенцев, назначают больным противопоказанные им лекарства, родственникам умерших выдают другие трупы. Денно и нощно мы ведем с этим злом борьбу, но искоренить его никак не можем. Возможно, ваша Хелен Пиласки просто упала на улице в обморок. С кем не бывает? Ее отвезли в больницу. Потом переместили в другую палату. Карточка с отпечатками пальцев случайно затесалась в картотеку венерических больных. Такое случается, а в больницах не любят признавать свои ошибки. Так что её чудесное исцеление на самом деле объясняется очень просто.
— А почему родная мать не узнала ее?
— Господи, мистер Эддиман, но уж такое-то вообще сплошь и рядом случается. Матери и дочери вечно не узнают друг друга — особенно после какой-либо перенесенной травмы.
— Но — взять её в целом. Вы же с ней общались. Неужели можно поверить, что женщина с такой речью и таким кругозором, как у нее, могла, недоучившись в средней школе, стать уличной девкой?
— Можно, мистер Эддиман — здесь я буду категоричен. Способность некоторых людей преображаться, занимаясь самообразованием, воистину не знает границ. Я сам неоднократно в этом убеждался. Да и потом, чего такого особенного в её речи или поступках вы заметили? Да, она прикинулась, что читает ваши мысли, и вы тут же поверили…