Повести и рассказы
Шрифт:
— Да уж, рукой не повалишь… — Василий закурил. — Даже из «эр-ге» не возьмёшь… — Он часто поминал в разговорах то «бе-те-эры», то «эр-ге», а то и американские «Зингеры», намекая, видимо, что в отличие от других бичей, тянувших срок в зоне, он-то побывал в боях. — Я читать буду.
— А может, покажешь? Который это дом?
Василий вдруг настороженно поднял на меня синие неподвижные глаза. Конечно, дошло до бродяги — неспроста я спрашиваю.
— Петрович, я не хочу палкой по голове получить… а то и пулю впотьмах… Ну их на!..
— Какая палка, какая пуля?!
— Вот тут, к дому моего хозяина, —
Я пожал плечами и вышел. Уже стемнело, собаки лаяли куда-то в сторону соснового лесочка. Мне туда и предстояло идти.
— Его дом с башенкой… из белого кирпича, — прокричал из вагончика Василий. — Два этажа и башенка… ну вроде кукиша.
Я был несколько озадачен тем, что Василий трусил. За поглядки же денег не берут, что тут опасного? В лесу между белесыми сугробами, ещё не растаявшими здесь, дорога чернела, как траншея, — я брёл наугад и несколько раз зачерпнул ботинками воды.
Но вот и посветлело — на красном знамени заката коттеджи бывших руководителей партии. Да, замечательные здесь дома… кое у кого уже свет горит в окнах… пахнет дымком бань, а то и финских саун… смолистым деревом калёным несёт… музыка играет… звенят цепями псы…
Где же хоромы запакованного в тройку человечка с жестяным голосом — Туева? Ага, вот дворец в два этажа, белесая башенка вознеслась к небу, уже обозначившему звёзды… У подножия мерцают обёрнутые прозрачной плёнкой, ещё нетронутые кубы кирпича. Замер, как огромная цапля, кран. Слава богу, не слышно собаки…
В стороне, за кустами я заметил длинный вагончик, такой же, как у Василия с друзьями, в окошке играло голубое марево работающего телевизора. Я постучался в дверь.
— Кто?! — точно как Василий, спросили изнутри.
— Соседи, — ответил я, надеясь, что человека с загипсованной рукой не тронут, даже если будут раздражены моим визитом.
Дверь распахнулась — на пороге стоял голый по пояс здоровяк с усами. Он смеялся — видимо, только что смотрел весёлую передачу. Кивнул, приглашая к разговору.
— Алексей Иваныч просил вечерком подойти… по делу.
— Алексей Иваныч? Сегодня его не будет. Он завтра… — Сторож оглянулся на экран телевизора. — Он же по субботам.
— А, выходит, я спутал… — Я уже хотел пойти прочь, я получил, что хотел, но, заметив, что усатый снова уставился на меня, будто припоминает, видел он меня раньше или нет (а он ведь мог меня и видеть в посёлке), я исказил лицо, нянча руку.
— Что с хваталкой?
— Да вот сломал… Ну, пока. — Напрягшись, ожидая чуть ли не удара в спину, тем не менее как можно медленней я потащился через бор к дороге. Нет, сторож не окликнул меня, не догнал.
Я брёл домой и ругал себя: «Ну и что такого ты выведал? Ну, это коттедж Туева. Ну, скажешь ты людям, что Туев, тот самый, который
Жена дома, конечно, беспокоилась — сама открыла дверь, едва заслышав, как на этаже остановился лифт:
— Ты где был, Коля?!. Ой, грязный… ты что, упал? Ты с кем-то пил?
— Нет. Но сейчас бы выпил. Знаешь частушку?..
— Да ну тебя с твоими частушками. Студентов разлагаете…
— Есть и без мата, тонкие. Вот, например, шедевр. Почти моцартовская лёгкость.
Поживу, повеселюся, В жопу жить переселюся, Вставлю раму и стекло, Будет сухо и тепло.— Да что с тобой? — Увидев, как я швырнул на диван томик Чейза: догадалась. — На дачу ходил? Ну как там? Мог бы картошки принести заодно…
— Завтра.
Назавтра я действительно принёс сумку картошки из своего погреба, но к строящемуся дворцу Туева больше не ходил — ну его к чёрту. Всё равно его не выберут губернатором — мелковат. Там среди кандидатов есть такие волкодавы… Один толстый, помнится, сидел, развалясь, шевеля пальцами на мошне, — вот кто людям нравится. Сила в нём чувствуется. Умение и помолчать. А этот всё обещает, скрипя голосом, словно у него душа болит. А наверняка только зубы болят. Или геморрой замучил от сидения на месте.
А вот у меня рука болит. Рука — это великая, необходимейшая штука. Писать-то ничего не могу. Только читать.
И я пару недель читал хорошую литературу — то стихи Бунина, то рассказы Набокова. Но не газеты. К чёрту всю вашу современную лживую дребедень…
3
Хоть у меня слегка асимметричное лицо, и нос длинный, и очки с квадратной чёрной оправой на носу, и мои студенты упорно называют меня Мефистофелем, я человек добрый. И никому никогда не желал зла.
Но когда вчера вечером случайно услышал по телевизору, что во второй тур вышел вместе с кем-то Туев, тот самый, у меня в глазах потемнело. И я не мог ночь спать.
Да как такое могло случиться?! По нему же видно с первого раза, что, раздуваясь, как медуза, он всё врёт, врёт! Как его могли пропустить в решающий тур?! Кто у него противник?
Утром включил новости: вот горе, последним соперником у Туева оказывался старичок с подбородком вроде стакана, бывший первый секретарь. Все демократы и либералы вылетели из игры?! Что же вы, балаболы? А из этих кто лучше? Наверное, всё же старик, а?.. Этот хоть откровенно говорил: «Да, я был секретарь обкома, верил в идеалы социализма (правда, уже не коммунизма), да и сейчас верю… но я умею работать с людьми…» При всей моей нелюбви к партийцам я понимал: дурак не смог бы организовать строительную фирму… А у этого старика за его сутулой спиной — огромная строительная фирма «Феникс» (оставим в стороне сарказм по поводу названия).