Повести и рассказы
Шрифт:
— Зачем ты на меня так смотришь?
— Ты мне нравишься.
Конечно, она это так говорила, первое, что на ум придет. Это я хорошо понимал, но все-таки смущался, краснел.
А жизнь шла своим чередом. Незадолго до нового года Аграфена Ивановна привела новую жиличку — Настасью Львовну — маленькую сухонькую старушку, остриженную под машинку, и объяснила:
— Вот она выписалась из больницы, а деваться некуда. Никого у нее нет, а сама, видите, какая… Из дворян, между прочим.
Место Настасье Львовне определили на сундуке у окна. Здесь старушка никому не мешала. Спала на сундуке, подставив
Аграфена Ивановна сказала мне, что это ее старая, еще дореволюционная заказчица. В молодости — красавица, каких мало. Звали ее тогда Аннет. Служила гувернанткой в семье купца-миллионера. Потом стала его любовницей. Он возил ее в Париж и в Неаполь. Купил ей дом на Почтамтской. Во время революции купец бежал с Колчаком. Звал с собой и Аннет, но она не захотела покинуть родину. В двадцатых годах дом у нее отняли. Жила уроками французского языка, потом уборщицей, затем собирала целебные травы и сдавала в аптеку. А когда ослабли ноги, стала продавать веники около Громовской бани. И вот теперь поселилась у Аграфены Ивановны. От прошлого осталась только засаленная французская книжка — старинные народные сказки. В ней лежала бархатная закладка с вышитой бисером серой кошечкой на желтой подушке.
Примостившись в сторонке, у окна, Настасья Львовна читала эту книжку, нацепив очки, которые прикрепляла к ушам засаленными шнурочками.
Аграфена Ивановна шептала мне:
— Еще год назад какая ловкая старушка была. Такая задубелая, я считала, износа ей не будет, а вот заболела, потеряла силу. Хорошо, что добрые люди нашлись… Прости меня, грешную…
Теперь, когда вечерами в комнате было светло, Аграфена Ивановна ввела обычай читать вслух. Из верхнего ящика комода она доставала «Святую книгу» с пожелтевшими ветхими страницами. Первой располагалась за столом сама Аграфена Ивановна. У печки, спиной к горячему обогревателю, умащивался Захар Захарыч. Настасья Львовна осторожно слезала со своего сундучка и присаживалась рядом с Георгием Ивановичем на «фотографическом» диванчике. Аграфена Ивановна строгим голосом замечала Захару Захарычу, который принимался свертывать цигарку:
— Будет тебе смолить. Без малого всю комнату прокоптил. Послушал бы лучше, как святые люди жили…
Георгий Иванович пододвигал книгу поближе к себе и начинал читать ровным, монотонным голосом, не соблюдая знаков препинания. От этого получалась иногда удивительная бессмыслица, нарочно такого не придумаешь…
— «В Костроме княжил тогда Василий Георгиевич. Однажды в 1239 году августа 16-го числа он вздумал отправиться на охоту в густой лес. Отстоящий от города в одной версте. Там во время охоты, но поблизости того места где находился князь. Со своею свитою пробежал какой-то зверь…»
Все слушали Георгия Ивановича внимательно, но в этом месте Захар Захарыч воскликнул радостно:
— Обожди-ка. Это как же понять: «со своею свитою пробежал какой-то зверь»?
Георгий Иванович склоняется над книгой, водит пальцем по строкам.
— Тут так и напечатано: «со своею свитою».
— Какая ж у зверя свита?
— Написано — значит так
— Позвольте, — скромно вмешивается Настасья Львовна. — Я так поняла, что не зверь был со свитою, а князь Василий Георгиевич.
— Ну, ясное дело, князь, — радуется Аграфена Ивановна. — Читай дальше.
Георгий Иванович поправляет очки, прокашливается и продолжает неторопливо, но так же — без всякого выражения и не признавая знаков препинания:
— «Князь поспешив преследовать его заехал в непроходимую. Чащу леса и потеряв след зверя остановился и вдруг. Прямо перед собой увидел на сосновом дереве икону богоматери. Изумленный князь сошел с коня и с недоумением размышлял. Откуда взялся этот образ однако решился. Снять с дерева икону но едва прикоснулся как икона поднялась в воздух…»
Аграфена Ивановна внимала с умилением и время от времени крестилась. Настасья Львовна часто вздыхала, стараясь подавить зевоту, и тайком почесывалась. Захар Захарыч слушал, отвернув лицо в сторону, изредка с язвительной улыбочкой вставляя замечания. Когда дошло до того, что икона поднялась, он прервал чтение:
— Ну уж, вот этому я никак не поверю. На чем же она подымалась, на крыльях, что ли? Так о крыльях ничего не сказано. Ну-ка, Гошка, прочти еще разок это место.
Георгий Иванович читает еще раз.
— Вот, слышали? — торжествует слепой. — Про крылья ни слова.
— Ну и что ты доказал? — вступается Аграфена Ивановна. — Без крыльев. На то и чудо. Тебе б еще мотор, как у ероплана. Заткнись уж, нечестивый.
— В таком случае о чем и толковать! — притворно соглашается Захар Захарыч.
— И верно — помолчи. Оно лучше будет.
Аграфена Ивановна окликает Литу:
— Литочка! Иди-ка к нам, послушай!
— Мне спать надо, — откликается из-за занавески Лита. — Завтра к восьми на работу.
Аграфена Ивановна, желая показать свою ученость, обращается ко всем:
— Теперь так не пишут. Нет той святости. В нынешних книжках все романы — на одной странице познакомились, а на следующий она уже брюхатая. Даже никакого интересу.
Лита фыркает у себя за занавеской. Аграфена Ивановна обижается:
— Ничего я не сказала смешного. Говорю, как есть. Мы хотя и неученые, но тоже кое-что понимаем.
Такие чтения и разговоры продолжались иногда за полночь. Георгий Иванович запинался все чаще. Настасья Львовна изо всех сил старалась сидеть ровно, но то и дело клевала носом. Одна Аграфена Ивановна готова была слушать хоть до утра.
— Настасья Львовна, вы на пол упадете, расшибетесь, — говорит она без раздражения в голосе. — Вы лучше прилягте.
Много раз я замечал, что к Настасье Львовне у нее особое почтение.
Когда Настасья Львовна только появилась у нас, Аграфена Ивановна говорила:
— Тесно у нас, да что поделаешь — в тесноте да не в обиде. Вижу, пропадает человек, как не приютить…
Одно время я считал Аграфену Ивановну не особенно умным, но добрым человеком. Злой человек не приютил бы старушку, от которой никакой пользы. Но вскоре я понял, что доброта служит Аграфене Ивановне лишь личиной, помогающей скрывать нечто другое. Как только Настасья Львовна оправилась после болезни, Аграфена Ивановна нашла ей применение.