Повести и рассказы
Шрифт:
При этой мысли фон Лютце поморщился. Он вспомнил, что среди подчиненных ему офицеров и даже в кругах, близких к фюреру, чертенком называют именно его, фон Лютце. Генерал прекрасно понимал, что чертенком его называют не за огневую натуру, а просто за физическое сходство с этим малопривлекательным продуктом народной фантазии. Ведь рядом с бароном фон Лютце даже Геббельс выглядел мужественным красавцем.
Барону было за пятьдесят, и почти пятьдесят лет он проклинал свой мизерный рост и отталкивающую наружность. Из-за этого физического несовершенства он застрял где-то на половине той служебной лестницы, которую поставил целью своей
Тогдашние бароны фон Лютце были крепкоголовые, рыжебородые парни с железными мускулами и волчьим аппетитом. В фамильном замке фон Лютце, в Восточной Пруссии, до сих пор хранятся огромные мечи этих парней. Любой из тогдашних баронов мог одним ударом своего меча разрубить не закованного в латы славянина от плеча до пояса. Садясь за стол после набегов и грабежей, такой Лютце съедал годовалого поросенка, заливая острое жаркое ведрами пива.
Нынешний барон фон Лютце и обеими руками не мог поднять того меча, которым воевал его предок, а пища… уже семь или восемь лет фон Лютце съедает в день пару яиц всмятку и немножечко творога. Что уж тут говорить о мощи и силе! Видимо, что-то испортилось в фамильном древе рода фон Лютце, может быть, по вине какой-нибудь легкомысленной и не слишком разборчивой баронессы Вот уже третье поколение эту старинную благородную фамилию представляют не жизнерадостные нахальные крепыши, а слабосильные заморыши-уродцы.
Генерал с привычной уже грустью думал о том, что на нем должна закончиться чуть ли не семивековая история рода баронов Лютце. «Если бы еще моя Эмилия была хоть чуть похожа на эту красавицу, — мелькнуло у него в голове, — тогда другое дело. Может быть, было бы и потомство».
Но при воспоминании о сухопарой, в два раза выше, чем он сам, жене — баронессе Эмилии-Луизе-Мари фон Лютце — барону стало совсем тошно. Поерзав на кресле, он дотянулся до кнопки звонка и нажал ее. Окинув недовольным взглядом высокую, статную фигуру адъютанта, вошедшего на звонок, фон Лютце приказал:
— Пусть войдут эти… из сектора «С».
Адъютант выскользнул в переднюю. В этот момент двери, ведущие в коридор, распахнулись и в приемную вошел высокий круглолицый офицер в чине штандартенфюрера СС. Раньше, чем вызванные адъютантом сотрудники поднялись с мест, он подошел к адъютанту и спросил:
— Генерал фон Лютце у себя?
— Так точно, — вытянулся в струнку адъютант. — Но он…
— Очень хорошо, — покровительственно кивнул вошедший. — Прошу в кабинет никого не пускать.
Оторопевший адъютант не успел промолвить ни слова, как неожиданный посетитель скрылся за дверью кабинета.
Генерал сидел, по-прежнему забившись в уголок кресла. Увидев, что вошел не тот, кого он вызвал, барон вглядываясь в посетителя, пробормотал сквозь зубы:
— Что за дьявольщина! Опять
Но с каждым шагом подходившего к столу человека бусинки генеральских глаз меняли свое выражение: злость, затем удивление сменились неприкрытым страхом. Генерал вскочил с кресла и, упираясь костлявыми кулачками в край стола, смотрел на посетителя, как на привидение.
Между тем эсэсовец подошел к столу, бесцеремонно повернул абажур настольной лампы так, чтобы свет падал равномерно на обоих собеседников. Не ожидая приглашения, он уселся в покойное мягкое кресло. Устроившись, посетитель искоса взглянул на генерала и, довольный произведенным эффектом, сообщил самому себе:
— Генерал обалдел. Моего друга барона фон Лютце хватил столбняк.
Посетитель говорил на чистейшем «хох дойч» — прусском диалекте немецкого языка. Говорил правильно, даже слишком правильно. Так говорят люди, хорошо знающие язык, но обычно говорящие на другом языке.
— Вы? Вы здесь?.. Каким образом? — испуганно пискнул обретший наконец дар речи генерал.
— Он меня спрашивает, не с луны ли я свалился, — объяснил сам себе посетитель, — и как я очутился в Германии? А почему бы и нет? Разве Германия — не мой дорогой фатерлянд? — удивленно пожал он плечами. — Разве мы не родственники с этим генералом? Дорогой барон, — обратился он к фон Лютце, — чему вы удивляетесь? Ведь я с вами в нерасторжимом родстве и даже ваш возможный наследник.
Фон Лютце бессильно опустился в кресло.
— Как вы попали сюда? Как вас пропустили ко мне?! — простонал генерал. — Если узнают, кто вы такой…
— Те, кому надо об этом знать, знают, — оборвал генерала посетитель. — Кто осмелится задержать меня с таким документом?
Он не спеша достал из нагрудного кармана плотный лист бумаги, согнутый вчетверо, и протянул его генералу.
Фон Лютце дрожащими руками развернул документ, взглянул на бланк и подпись и зажмурил глаза. Под кратким, но дающим очень широкие полномочия документом стояла собственноручная подпись Гиммлера. Эсэсовец поднялся с кресла, спокойно взял документ из дрожащих рук фон Лютце и снова спрятал его в карман В то же время он с шутливой торжественностью отрекомендовался:
— Итак, разрешите представиться, дорогой кузен. Эрнст Брук, штандартенфюрер СС, прикомандирован для особых поручений к особе рейхсминистра господина Гиммлера.
— Но, дорогой Джоу…
— Эрнст Брук, — настойчиво поправил генерала собеседник.
— Ну, хорошо, хорошо. Эрнст, если хочешь. Но что будет, если все-таки не только рейхсминистру Гиммлеру станет известно, кто ты такой?
— У генерала мозги все еще не встали на место, — конфиденциально сообщил Брук массивному письменному прибору, стоявшему на столе.
— Но ведь тебе еще в конце тридцать девятого года…
— Ты хочешь сказать, что мне еще в тридцать девятом году должны были… Ну, как бы это выразиться… Скажем, за обычную, совершенно невинную любознательность отрубить голову. И ты был уверен, что ее тогда же и отрубили. А теперь ты разочарован. Не правда ли? Сочувствую тебе, но не очень. Мне моя голова самому нужна.
— Ты не можешь меня ни в чем упрекнуть, — раздражаясь, перебил Брука генерал. — Доходы с наших общих предприятий все время делились поровну, и тебе перечислялась твоя доля. Я думал, что ею пользуются твои наследники. Все делалось так, как мы договорились до твоего глупого провала и ареста.