Повести о Ломоносове (сборник)
Шрифт:
А ведь когда по весне узнал он от вернувшихся из Москвы рыбаков, что Михайло там, в Спасских школах, сделать это было совсем просто. Заяви Василий Дорофеевич куда следует о том, какой паспорт у нового ученика и потребуй родительской волей возвращения сына, все бы и решилось. Силой закона Михайлу Ломоносова водворили бы в Мишанинскую.
Не сделал этого Василий Дорофеевич.
Почему?
Кто ж его знает? Не могли этого до конца понять земляки Василия Ломоносова.
Все угрюмее и молчаливее становился он. Да и в доме у него стало еще более одиноко. В 1732
Сидя около Ирины, у изголовья, перед самой ее смертью, сказала ей старинная подруга Алена: «Жить бы тебе, Ирина, молода ведь еще». «Жить? – ответила умирающая. – Для каких таких великих дел? Метнуло меня из жизни, не при месте я. Ни чья беда, ни чья радость по мне, видать, не соскучится».
И хотя так же по весне из года в год уходила в море «Чайка», и все так же исправно шло налаженное дело, и достатка не убывало у сноровистого промышленника, но как-то равнодушнее стал он смотреть на деньги. Переберет в руках выручку, подержит монеты на ладонях, а потом ссыплет их в окованный железом сундучок да долго на них и не взглянет.
Старался Василий Дорофеевич не быть на людях, одиноко думал свои думы. И, вернувшись по осени с моря, в стариковские бессонные ночи подолгу бродил по опустевшему гулкому дому.
...Так шло время. Настал 1741 год. В этом году вернувшуюся с моря «Чайку» подвели к куростровскому берегу молчаливые спутники Василия Ломоносова. Хозяина на борту больше не было. То ли сердце не выдержало, то ли рука сдала – не выплыл по высокой волне сбитый за борт крутым валом старый помор Василий Ломоносов.
Эпилог
В июньский день 1741 года на всех парусах входило в Неву большое судно, пришедшее в Петербург из Германии.
К стоявшему на носу корабля человеку в зеленом суконном кафтане, который всматривался в открывающиеся берега, подошел немецкий купец, впервые привезший в Петербург свой товар.
– Осмелюсь спросить у господина ученого…
Купец во все время пути от Травемюнде с любопытством поглядывал на этого молодого человека, который подолгу разговаривал со спутниками по плаванию о горном деле, химии, математике, физике, беседовал о поэзии. В разговоре он часто употреблял латинские выражения, переходил временами на этот язык, некоторых авторов цитировал на память по-французски.
– Осмелюсь спросить…
Молодой человек с готовностью поклонился.
– Я впервые в России, в Петербурге, а господин ученый, как мне кажется, бывал уже здесь…
– Да. Случалось.
– Вот я и хотел спросить…
И купец стал обстоятельно расспрашивать своего собеседника о Петербурге.
Удовлетворив любопытство, он сказал:
– Господин так хорошо знает Россию…
– Я здесь родился. Я русский.
– Русский?! – удивился немец. – И так хорошо говорите по-немецки?
– Я несколько лет прожил в Германии. И теперь возвращаюсь в Россию.
– В каких городах на моей родине, осмелюсь спросить, господин ученый жил?
– В Марбурге и Фрейберге. Бывал и в других
– A-а, Марбург… Там находится наш знаменитый университет.
– Вот я в нем и занимался науками.
– О-о-о! – с уважением протянул немец. – А в России господин ученый также будет предаваться наукам?
– Да. Это мое дело.
– Где же, господин ученый?
– В Академии наук.
– В России есть Академия наук?
– Есть.
Купец почтительно склонил голову. Глядя на кружевной воротник своего собеседника, он сказал:
– Науками имеют удовольствие заниматься те, кто принадлежит к благородному сословию…
– Я крестьянин.
Приятно осклабясь, немец поклонился и, поблагодарив за беседу, очень довольный, отошел в сторонку.
«Этот молодой ученый – большой шутник!» – подумал купец, бросив со стороны взгляд на молодого человека в зеленом кафтане, задумчиво смотревшего на берег.
Корабль шел против упорного невского течения. Скоро он подойдет к пристани. Михайло Ломоносов вновь ступит на родную землю. Годы учения кончились. Ждет работа.
Славяно-греко-латинская академия в Москве, затем пребывание в Петербурге, а потом отъезд в Германию вместе с двумя другими российскими студентами, Виноградовым и Рейзером, посланными за море совершенствоваться в науках. Десять с лишним лет, а теперь все это как один день, быстрые рубежи времени, разделившие прошлое.
Что ждет его в будущем?
С Невы хорошо видно здание Академии наук.
Пройдет несколько месяцев – и Михайло Ломоносов станет в ней адъюнктом физического класса, а через несколько лет станет профессором и академиком. Станет великим русским ученым, о котором узнает мир и которым его Родина будет гордиться.
Переведя взор со здания Академии наук на Неву, Ломоносов смотрит на берег. Ровная гладь, в дымке дальняя черта небосвода. Там – Россия… Русская земля…
Ломоносов вспомнил давно сказанные ему слова: «Как поднимешься ты науками высоко, с той высоты на всю нашу Русскую землю гляди. И рассматривай, где на ней правда и где неправда. За правду стой, против неправды бейся, жизни не жалея».
«Жизни не жалея…» – повторяет он про себя.
Н. А. Равич
ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ ПОМОРЕ
Жажда науки была сильнейшей страстью сей души, исполненной страстей.
Глава первая
НОВЫЙ АКАДЕМИК