Повести
Шрифт:
– Без комментариев!
– слышится со стороны реки его повелительный шепот. И я все понимаю: мальчик уходит на задание и расстраивать его теперь ни в коем случае нельзя - он ничего не должен знать.
Выбравшись из траншеи, я медленно спускаюсь к воде.
Мальчик уже в лодке, я усаживаюсь с ним на корме, взяв автомат наизготовку.
– Садись ровнее, - шепчет Холин, накрывая нас плащ-палаткой.
– Следи, чтобы не было крена!
Отведя нос лодки, он садится сам и разбирает весла. Посмотрев на часы, выжидает
Ему тотчас отвечают: справа из темноты, где в большом пулеметном окопе на фланге третьего батальона находятся командиры поддерживающих подразделений и артиллерийские наблюдатели, хлопает винтовочный выстрел.
Развернув лодку, Холин начинает грести - берег сразу исчезает. Мгла холодной ненастной ночи обнимает нас.
Я ощущаю на лице мерное горячее дыхание Холина. Он сильными гребками гонит лодку; слышно, как вода тихо всплескивает под ударами весел. Мальчик замер, притаясь под плащ-палаткой рядом со мной.
Впереди, на правом берегу, немцы, как обычно, постреливают и освещают ракетами передний край - вспышки не так ярки из-за дождя. И ветер в нашу сторону. Погода явно благоприятствует нам.
С нашего берега взлетает над рекой очередь трассирующих пуль. Такие трассы с левого фланга третьего батальона будут давать каждые пять - семь минут: они послужат нам ориентиром при возвращении на свой берег.
– Сахар!
– шепчет Холин.
Мы кладем в рот по два кусочка сахару и старательно сосем их: это должно до предела повысить чувствительность наших глаз и нашего слуха.
Мы находимся, верно, уже где-то на середине плеса, когда впереди отрывисто стучит пулемет - пули свистят и, выбивая звонкие брызги, шлепают по воде совсем неподалеку.
– МГ-34, - шепотом безошибочно определяет мальчик, доверчиво прижимаясь ко мне.
– Боишься?
– Немножко, - еле слышно признается он.
– Никак не привыкну. Нервеность какая-то… И побираться - тоже никак не привыкну. Ух и тошно!
Я живо представляю, каково ему, гордому и самолюбивому, унижаться попрошайничая.
– Послушай, - вспомнив, шепчу я, - у нас в батальоне есть Бондарев. И тоже гомельский. Не родственник случаем?
– Нет. У меня нет родственников. Одна мать. И та не знаю, где сейчас… - Голос его дрогнул.
– И фамилия моя по правде Буслов, а не Бондарев.
– И зовут не Иван?
– Нет, звать Иваном. Это правильно.
– Тсс!..
Холин начинает грести тише, видимо, в ожидании берега. Я до боли в глазах всматриваюсь в темноту: кроме тусклых за пеленой дождя вспышек ракет, ничего не разглядишь.
Мы движемся еле-еле, еще миг, и днище цепляется за песок. Холин, проворно сложив весла, ступает через борт и, стоя в воде, быстро разворачивает лодку кормой к берегу.
Минуты две мы напряженно вслушиваемся. Слышно, как капли дождя мягко шлепают
– Иван - на месте. А ты вылазь и держи…
Он ныряет в темноту. Я осторожно выбираюсь из-под плащ-палатки, ступаю в воду на прибрежный песок, поправляю автомат и беру лодку за корму. Я чувствую, что мальчик поднялся и стоит в лодке рядом со мной.
– Сядь. И накинь плащ-палатку, - ощупав его рукой, шепчу я.
– Теперь уж все равно, - отвечает он чуть слышно. Холин появляется неожиданно и, подойдя вплотную, Радостным шепотом сообщает:
– Порядок! Все подшито, прошнуровано…
Оказывается, те кусты у воды, в которых мы должны оставить лодку, всего шагах в тридцати ниже по течению.
Несколько минут спустя лодка спрятана, и мы, пригнувшись, крадемся вдоль берега, время от времени замирая и прислушиваясь. Когда ракета вспыхивает неподалеку, мы падаем на песок под уступом и лежим неподвижно, как мертвые. Уголком глаза я вижу мальчика - одежа его потемнела от дождя. Мы с Холиным вернемся и переоденемся, а он…
Холин вдруг замедляет шаг и, взяв мальчика за руку, ступает правее по воде. Впереди на песке что-то светлеет. «Трупы наших разведчиков», - догадываюсь я.
– Что это?
– чуть слышно спрашивает мальчик.
– Фрицы, - быстро шепчет Холин и увлекает его вперед.
– Это снайпер с нашего берега.
– Ух, гады! Даже своих раздевают, - с ненавистью бормочет мальчик, оглядываясь.
Мне кажется, что мы двигаемся целую вечность и уже давно должны дойти. Однако я припоминаю, что от кустов, где спрятана лодка, до этих трупов триста с чем-то метров. А до оврага нужно пройти еще примерно столько же.
Вскоре мы минуем еще один труп. Он совсем разложился - тошнотворный запах чувствуется на расстоянии. С левого берега, врезаясь в дождливое небо у нас за спиной, снова уходит трасса. Овраг где-то близко; но мы его не увидим: он не освещается ракетами, верно, потому, что весь низ его минирован, а края окаймлены сплошными траншеями и патрулируются. Немцы, по-видимому, уверены, что здесь никто не сунется.
Этот овраг - хорошая ловушка для того, кого в нем обнаружат. И весь расчет на то, что мальчик проскользнет незамеченным.
Холин наконец останавливается и, сделав нам знак присесть, сам уходит вперед.
Скоро он возвращается и еле слышно командует:
– За мной!
Мы перемещаемся вперед еще шагов на тридцать и присаживаемся на корточки за уступом.
– Овраг перед нами, прямо!
– Отогнув рукав маскхалата, Холин смотрит на светящийся циферблат и шепчет мальчику: - В нашем распоряжении еще четыре минуты. Как самочувствие?