Повести
Шрифт:
Когда бойцы стояли на постах, выход военнослужащих контролировался, а вы требуете увольнительные не у всех… У своих подруг не требуете — даете поблажку. Как вы думаете, мне было приятно это услышать от начальника госпиталя? Он предупреждает вас, что ему все известно, и теперь за нечестную работу он будет привлекать вас к ответственности по военным законам. Вот и все.
— Разойдись! — уже командует старший лейтенант Голубков.
И я могу идти завтракать. Потом за водой — и мыть пол. Как хорошо!..
Горячую воду нам разрешают
— Кондратьич! Ваш племянник что наделал!.. Я его к вам пропустила ненадолго, а он не вышел при мне… Так я и не знаю, как он вышел…
— А разве ты получила замечание? — говорит Кондратьич, закрывая тяжелый висячий замок.
— Нет, — сказала я.
— Почему же ты так беспокоишься?.. Вышел не при тебе, так при других. Его пропускают. Знают, зачем он приходит.
— А зачем? — спрашиваю я.
Кондратьич повернулся ко мне. Какой он бледный! Наверное, потому, что почти все время ему приходится быть в кладовых. На выпуклые глаза сползают веки. Наверное, глаза устали подсчитывать.
— Как ты думаешь, — говорит мне Кондратьич, — я сыт?
— Сыт, — сказала я.
— Да, — говорит он, — не люблю кривить душой. А мой племянник — дистрофик. Ему помогать нужно. Я своим обедом распорядиться могу и ему суп отдаю.
— Ну конечно, — сказала я и вспомнила, что даже сестры, которые обеда дождаться не могут, посмотришь, половину откладывают в баночку, чтобы отнести к родным.
— Но у нас теперь будут большие строгости, — сказала я Кондратьичу.
Он улыбнулся и говорит:
— А ты беспокойная!.. Вот беспокойная!..
Я подхватила ведро и побежала в душевую.
Когда горячая вода из крана с шумом хлынула в мое ведро и меня обдало теплым паром, я подумала: «А может быть, Кондратьич и прав, я очень беспокойная. Вот я уже представила, как задержали Медведева. Все это выдумала. На самом деле другое».
Глава XI
«ГСО»
Правда, выпускали часовые медсестер без увольнительных, но я не выпускала. «Ольга несознательная», — называли меня сестры.
Но одно дело — выйти без увольнительной из госпиталя, а другое — вернуться, чтобы часовой не задержал и дежурный по части не заметил. Пока они гуляют по городу, часовые сменяются. На посту у главного подъезда часовой уже не тот, который выпускал, например, опять я — «несознательная». Неизвестно, что делается и в проходной, быть может, дежурный по части стоит сейчас же за дверью. Даже можно налететь на самого начальника госпиталя.
И вот медсестры, вернувшиеся из «ГСО», собираются за углом нашего большого серого здания и оттуда на.меня смотрят, а я стою с винтовкой на главном подъезде и как будто их не замечаю.
Зенитки захлебываются.
Я не могу больше… за дежурным по части начинаю следить. Как он только из проходной выйдет, махну им рукой — и они ко мне стремглав. Проходную пробегают, как зайцы. Так что я не выпускала, но впускала.
А теперь подтянулись часовые. Несколько раз я уже стояла на главном подъезде, но никто выйти не пытался. Значит, ни один пост, ни одна смена больше без увольнительной не выпускают. Очень хорошо.
И вдруг снова неприятность. На этот раз два бойца раненых ушли в «ГСО». Они не успели отойти далеко от госпиталя. Майор Руденко ехал из города в нашей легковой машине и увидел, как они шагают по набережной в халатах, в туфлях. Один даже с костылем. Он забрал их в машину и привез обратно в госпиталь.
В то время на посту у главного подъезда стояла Пацуфарова, а у ворот я.
И я ничего об этом не знала. Бойцов я в глаза не видала. Они у меня и не просились. Я выпустила «ласточку» с майором Руденко. Потом «ласточка» пустая пришла. Майор Руденко вышел у главного подъезда с бойцами, передал их дежурному по части, и до меня не дошло, что происходило в проходной.
Только после, когда я уже сменилась, мне об этом рассказала Галина.
Так вот, бойцов отправили на отделение, а майор Руденко и старший лейтенант Голубков пробрали Пацуфарову за то, что она раненых выпустила. Но Пацуфарова клялась, что не выпускала, и даже заплакала.
— Наверное, их выпустил второй пост,- сказал тогда майор Руденко и спросил у Галины:
— Кто на втором посту?
— Ольга,- ответила Галина.
— Ольга? — сказал майор Руденко.- Ну нет, эта не выпустит.
Наверное, он вспомнил, как я на него один раз накинулась с метлой. А старший лейтенант Голубков говорит:
— Я даже ее допрашивать не буду… Я ей доверяю.
Так ко мне на пост никто и не пошел. Вот что мне рассказала Галина. Мне стало жарко, когда я узнала, что сказал обо мне старший лейтенант Голубков. Я не знала, что он так ко мне относится.
Осталась под подозрением Пацуфарова. Ее клятвам и слезам не поверили, потому что она не раз обманывала. Майор Руденко сказал, что ее нужно посадить на гауптвахту.
Но мне кажется, что Пацуфарова их не выпускала. Очень глупо выпустить бойцов на улицу в халатах и туфлях. Но как же тогда все получилось? Выходы охранялись, а они все-таки вышли, точно по воздуху пролетели. Странно. Быть может, еще выход есть, который не охраняется?
И вот стою я на главном подъезде в дверях, широко открытых на набережную. По небу тяжелые тучи ползут. Смеркается.