Повести
Шрифт:
— А что мы можем ждать от генерала Лужа? — перебил Ушияка Мурзин.
— Надо послушать, что он предложит.
— Может быть, он, как генерал Голиан в Словакии, хочет поднять восстание чешских воинских частей в Моравии?
— Может, и так. Только генерала Голиана больше нет. Я не успел сказать тебе печальные вести: Банская-Быстрица пала двадцать седьмого октября. Это три дня назад. Генералы Голиан и Виест сдались в плен бошам. Словацкое национальное восстание в городах подавлено. Но партизанские бригады успели уйти в горы. Полковник
Это известие хотя и не было совсем неожиданным, все же ошеломило Мурзина. До него и раньше доходили сведения о тяжелом положении в Словакии, но он продолжал верить, что все обойдется благополучно. Считал, что повстанческие части и партизаны удержат Банскую-Быстрицу, как знамя восставших против гитлеровской тирании.
— Та-ак! Наверно, много дивизий сняли немцы с восточного фронта, если сумели оттеснить повстанцев в горы.
— То правда же! — ответил Ушияк. — Но с генералом Лужа все равно надо установить связь. Узнаем, о чем он думает.
— А где он предлагает встретиться?
— Надо посылать человека в Брно.
— Кого пошлем?
— Есть у меня один связной... Надпоручик Дворжак.
Мурзин помрачнел.
— Ян! А ты веришь этому человеку?
Ушияк достал сигарету, размял ее пальцами, прикурил от коптилки и спокойно сказал:
— Верю.
— А я нет! — хмуро сказал Мурзин. — У меня есть основания предполагать, что надпоручик Дворжак или немецкий агент, или просто хочет все у нас разузнать, а потом уйти к бошам.
— Зачем так говоришь? У него есть партийный билет. Он пришел к нам с документом от подпольного комитета компартии. Он доставляет мне хорошие разведывательные данные.
— А тебе докладывали партизаны, как он вел себя в бою над Штавником, когда вас окружили боши?
— Да-а. Они говорили смешные вещи. Они сказали, что Дворжак кричал «ура» и выбегал навстречу бошам. Сказали, что немцы стреляли нарочно мимо него.
— Что же в этом смешного?
— Ну, если он есть немецкий агент, то его послали к нам большие начальники. А в партизан стреляли простые солдаты. Откуда им знать надпоручика Дворжака? Зачем стрелять мимо него? Это мне понять невозможно.
— И все-таки я не доверяю этому Дворжаку. И прошу тебя, Ян, никуда его не посылай.
— Юрий-братор! Ты совсем забыл, что говорил нам генерал Строкач в Киеве.
— Что он тебе говорил?
— Не мне одному, всем нам говорил. Советовал опираться на народ, велел доверять людям.
— Доверяй — да проверяй. Надпоручик Дворжак — это еще не народ.
— А кто будет народ? По-твоему, народ — это большое абстрактное существо. Каждый отдельный человек сюда не подходит. Да? А я думаю, что народ — это ты, и каждый солдат тоже есть народ, И надпоручик Дворжак тоже народ. Не весь, конечно, но все-таки народ. А как я могу не доверять своему народу?
— Зря ты, Ян, так говоришь. Неужели ты считаешь, что среди вашего народа нет предателей, нет фашистов?
—
— Я над этим не один час думал, все «за» и «против» взвесил. И считаю, что его надо немедленно арестовать и выяснить, что это за личность. И если этого не сделаешь ты, то я сам прикажу посадить его под арест! — Окончательно вспылив, Мурзин слез с нар и натянул сапоги. — Я его за пакетом посылал. Ты бы посмотрел, как он выполнил это задание.
— Успокойся, Юрий-братор! Ты совсем забыл башкирский пословица. Ты подумал, что скажут люди, если ты арестуешь надпоручика Дворжака? Скажут, русский велитель не доверяет чехам.
— Неправда, чехи знают, что я им доверяю. Но я не хочу быть ишаком, не хочу быть ослом. Понимаешь? Люди доверили нам свои жизни, и мы не имеем права рисковать ими. Один предатель, такой, как твой Дворжак, может погубить нас всех. Мы слишком многим рискуем.
— Если ты называешь его предателем, расскажи, как ты это узнал?
— Ничего определенного я оказать не могу. Но пакет он принес без печатей. По дороге распечатал его. Все это достаточно подозрительно. И пока мы не выясним всех обстоятельств, его надо изолировать... Ну хотя бы ни в коем случае не отпускать из лагеря, — уже мягче сказал Мурзин.
Но Ушияк с ним не согласился. Он долго и горячо доказывал, что Дворжак не раз ходил связным в различные города Моравии и всегда точно выполнял его поручения. В этот вечер они так и не пришли к единому мнению.
На утро другие заботы заставили их забыть о недавнем споре. К обеду отряды Степанова и Грековского были полностью сформированы, люди знали, куда и на что идут. После короткой пламенной речи Ушияка Степанов первым увел свою группу из лагеря. Вскоре вслед за ним ушел и отряд Грековского.
Мурзин заранее проинструктировал Степанова, чтобы тот поближе связался с рабочими обувной фабрики Бати в городе Злин и выяснил возможность снабжения партизанских отрядов обувью. До начала зимы оставалось совсем немного, и обувь была насущной проблемой. Грековский же получил от Мурзина задание любыми средствами добывать пулеметы и боеприпасы с военного завода, расположенного на самой окраине города Всетин.
Распрощавшись с боевыми друзьями, Мурзин проводил их до первых партизанских дозоров и долго смотрел им вслед, пока последние не скрылись за оголенными ветвями деревьев.
Вернувшись в лагерь, Мурзин прошел к радистам, чтобы послушать сводку Советского информбюро. Только тут вспомнил он вчерашний разговор с Ушияком.
— Вызывай-ка Большую землю! — приказал он молоденькой девушке, дежурившей возле рации.
Когда связь была установлена, Мурзин продиктовал радиограмму в штаб партизанского движения Украины, в которой сообщил о появлении подозрительного человека в партизанском отряде имени Яна Жижки.