Поводырь
Шрифт:
— А если они правда ее убьют? — задумался Хессар — Я ведь обещал их убить! И назвал — как это сделаю! Не будет ли перемена решения моими людьми воспринята как слабость?
— Отпустишь! Если убьют! Ты же властитель, а властитель тем и отличается, что он может менять решения когда захочет. Даже из прихоти. И это как раз признак силы! Только сильный человек, который не боится того, что подумают о нем другие — может изменить свое решение.
— Хорошо… — Хессар медленно кивнул — Ты как всегда права. Ты мудрая женщина. И в самом деле — что интересного в том, что мы посадим их на кол? Или сварим в масле? Это мы и так делаем — каждый день. А тут…да, ты молодец! Хорошо придумала!
Скарла тихонько
— Веди ее сюда! — приказал Хессар, и объявил свою новую волю. И воинам эта воля очень понравилась. Особенно когда он сказал, что девушка будет драться обнаженной — что лучше зрелища голой красотки, которая танцует танец смерти? Когда воин попадет в рай, он встретит там сотни таких красоток, и они будут сражаться с ним — каждая, по очереди, и каждой он потом овладеет. И это будет сладко, ибо нет слаще этой победы!
— Убить?! Этих людей?! — Барбара-Эльга ахнула, и тут же помотала головой — Я еще не готова!
— Ты готова. И ты сделаешь это, дура! — резко сказала Скарла, и оглянувшись на двух молодых рабов, возившихся у очага и прислушивающихся к разговору, приказала — Пошли вон отсюда! Быстро! Сейчас же! Ну?! Сдеру с вас кожу, придурки!
Рабы прыснули из шатра, и две женщины остались наедине. Но Скарла все равно говорила тихо, чтобы не подслушали:
— Если ты их не убьешь, они умрут страшной, мучительной смертью. Этого хочешь?
— Не хочу — пожала плечами Барбара — Но и подставлять свою голову не хочу. Они опытные бойцы, а я…
— А ты сильнее, быстрее, опаснее всех, кого я знаю! За исключением Альгиса, разумеется. Потому не неси чуши, а собирайся! И кстати — драться ты будешь голой.
— Голой?! С какой стати?! — снова охнула Барби.
— С такой, что Хессар хочет изобразить из тебя небесную гурию. Мол, вот что вас ожидает, когда вы попадете на небеса — мрачно буркнула старуха, и снова рявкнула — И вообще, какого демона ты изображаешь из себя недотрогу? Ты сама рассказывала, как тебя имели, когда ты была рабыней — с самого детства имели! Как тебя обучали удовлетворять мужчин! И сколько десятков мужиков через тебя прошли! Так чего сейчас изображаешь из себя невинность?
— Это была не я. Это была та, чье тело я ношу! И чье имя ты повелела мне забыть и никогда не называть! — резонно заметила Барби — Это ее отучили от стыда и брезгливости, а я, если ты не помнишь, сорок лет прожила уважаемой и богатой шаманкой, которую ублажали молодые рабы, и которая ни в чем не знала недостатка! В отличие от владелицы этого тела, у которого ничего не было, кроме красивой мордашки, длинных ног, крепкой задницы и узкой щелки!
— Про сиськи забыла — равнодушно бросила Скарла — Сиськи у нее красивые. Вон как торчат! А ты всегда была уродиной, уродиной и померла. Быстро! Вышла из шатра и пошла
— Ясен
— Убьешь всех — чисто, безболезненно, четко! И не дай Создатель тебе позволить убить себя! Я тебя и на том свете достану, сучка ты шаманская! Пошла! Ну?! Если бы ты не была нужна моему Альгису, я бы тебе шакалам скормила, поганка! Раз заняла место нашей Барби, так будешь делать все, что я прикажу! Вперед!
Барби, сопровождаемую Скарлой воины встретили свистом, воем, улюлюканьем — они были в восторге при виде белокожей, с яркими фиолетовыми глазами молоденькой девушки. А когда она безразлично-спокойно разделась, не оставив на себе ни одной нитки — кроме золотой цепочки на шее — шум поднялся такой, что некоторое время нельзя было говорить, не слышно ни слова. Кое-где в толпе вспыхивали драки — воины дрались за право разглядеть белоснежную воительницу, пытались въехать в толпу на конях и уже с их спин как следует насладиться зрелищем. Самых умных стаскивали с коней и показательно били, что ничуть не останавливало других любителей красивых представлений.
Увидев Барби пленники оживились, и на их щеках появился румянец. Что может им сделать молоденькая, не достигшая полной зрелости девушка? Которая и головой-то не дотягивает до подбородка рослым, отборным пограничникам. Да, убивать ее жаль — такую-то красоту. Но если альтернативой убийству мучительная смерть вместо свободы — так гори она огнем, эта прекрасная девица! Девиц на свете много, а жизнь моя одна.
Барби выдали узкий меч, прямой, чуть изогнутый к самому кончику. Имперский меч — она сама такой попросила. Такой же меч дали и первому из бойцов-пограничников, выбранного всеми оставшимися в живых. Вероятно, он был лучшим из всех бойцом — длиннорукий, сухой, широкоплечий. Через все его лицо вспух длинный, спускающийся со лба и до самого подбородка шрам. Но больше никаких повреждений видно не было — по крайней мере с первого взгляда. Мечом он владел прекрасно, это было видно по тому, как он его держал, как им поигрывал, криво усмехаясь в лицо приближающейся к нему девушки.
Но после первых секунд боя лицо его обрело мрачный оттенок, в после минуты боя — печать обреченности запечатала его сжатые в тонкую линию губы. Он все понял. Эта девчонка была не просто мастером боя, она превосходила и по скорости, и по умению, и все то время, пока пограничник с ней сражался — девушка с ним только играла, позволяя наносить удары и не воспользовавшись десятком возможностей быстро и легко его убить. Пограничник не знал, что Скарла приказала девушке не убивать его сразу, растянуть бой на как можно большее время без потери ее лица. Пусть она убьет противника красиво, после представления, доставляющего удовольствие собравшимся зрителям, и не в полной мере раскрывает свои феноменальнее способности убийцы. Барби должна быть эффективной убийцей, но не такой, чтобы ее начали бояться самые сильные из бойцов. Так что она плясала танец смерти, нанося пограничнику все новые и новые ранения, но при этом позволяя тому пытаться достать ее и делать это так, чтобы казалось — еще немного, и поперек крепкой, почти не прыгающей груди девушки протянется глубокий, рассекающий кости разрез, густо сочащийся темной пахучей кровью.
Убила она аккуратным, точным разрезом сонной артерии, кровь из которой брызнула фонтаном и залила кровью ее небольшую, ладную фигурку, ставшую от этого еще более прекрасной и желанной для степняков. Даже Хессар с удовольствием сказал, глядя как Барби вытирает окровавленный клинок об одежду покойника:
— Об этом представлении будет говорить вся Степь! Спасибо, тетушка, твоя рабыня прекрасна! Жаль, что ты не хочешь мне ее подарить. Может хотя бы на одну ночь? Моя плоть так восстала, что я ни о чем больше не могу думать, кроме как об этой белокожей демонице!