Поводыри на распутье
Шрифт:
Свамперы побледнели. Перспектива потерять мотоциклы страшила их куда больше, чем риск оказаться под пулями.
– Рус, ты серьезно?
– Шутит он! – выкрикнула Пэт. – Шутит.
Лакри посмотрел на девушку:
– Что ты задумала?
– На Донской возвращаться нельзя – значит, поедем по этой улице.
Дрон громко выругался: он надеялся, что девке пришла в голову стоящая мысль, а услышал…
– Через баррикаду? – тихо спросил Рус.
– По второму уровню, – уверенно ответила Пэт. – Этого от нас не ждут.
Свамперы притихли, подняли головы, посмотрели на нависающие над головами металлические
– Не пройдем, – протянул кто-то.
– Я попробую, – отрезала девушка. – Вы – как хотите. Матильда!
Мата вздрогнула, но послушно уселась за спиной подруги. На улице вновь раздались выстрелы. Очереди. Грохот разрывающихся гранат. Судя по всему, к баррикаде вышел передовой отряд аравийцев.
– Как мы поднимемся наверх?
– Пандус видишь?
– А ворота перед ним видишь?
– Снесем!
– Она ведь отмороженная, – развел руками Дрон. – Точно отмороженная.
Рус покачал головой и вдруг улыбнулся:
– Да!
– Почему они не высовываются? – возбужденно прокричала Лика. – Почему не идут в атаку?
Секунд пять Митроха не мог понять, что имеет в виду женщина, а когда сообразил, зашелся в гомерическом хохоте.
– Ой, не могу! «Почему не идут?» Ой, умора!
– Чего я такого сказала?
– А ты сама подумай, метелка, почему они не идут. Ты бы пошла?
Лика опомнилась.
Под правой рукой пышет жаром «молоток» – крупнокалиберный пулемет, выпущенный на заводах «Науком». Машинка надежная, а самое главное – чудовищно убойная. Станковый аналог знаменитого штурмового «ревуна». Слева и справа еще по такому же стволу, торчат из наспех построенной баррикады, ищут цели. А впереди улица, открытая, уходящая к Донскому, и все до ужаса похоже на виртуальный тир. Вот только трупы, которые валяются на асфальте, самые что ни на есть настоящие, безжалостно разорванные одиннадцатимиллиметровыми снарядами тела. Несколько человек из передовой группы аравийцев, пытавшейся прорваться на мотоциклах, и больше трех десятков из толпы, что хлынула минуты две назад. Хлынула, да захлебнулась в бешеном огне.
Митроха почесал шею и обернулся к защитникам баррикады:
– Поняли, как воевать надо?!
Его канторщики весело заулыбались. Бобры имел все основания для высокомерия: именно братья добыли «молотки», благодаря которым удалось с такой легкостью отбить натиск арабов.
– Теперь не сунутся!
– Как не сунутся? – разочарованно протянула Лика. – А пострелять?
– Забудь!
Митроха снова заржал, но сразу же испуганно пригнулся: над его головой взревели двигатели.
К счастью, сносить ворота не пришлось. Не потребовалось рисковать машиной и седоком. Кимура вскрыл замок, и байкеры на руках потащили мотоциклы на второй уровень. Ставили на ржавые решетки настила, смотрели, как податливо они прогибаются, качали головами, негромко ругались, но не отступали. Понимали, что другого выхода нет. И косились на Пэт, которой, как автору идеи, предстояло ехать первой. Впрочем, во главе колонны все равно пришлось бы встать или ей, или Русу – только их мощные машины могли снести возможные преграды.
Последний байкер поднял мотоцикл в тот самый момент, когда на баррикаду пошли аравийцы. Раздавшаяся за этим
Пэт дала по газам. Матильда завизжала.
И все осталось позади.
Размышления, сомнения, страх.
Глупая рефлексия.
Только скорость, рев двигателя и летящие в лицо пули. Висящий в пяти метрах от земли тротуар ходит ходуном, бьется под колесами, словно издыхающая в конвульсиях змея, норовит изогнуться в самый неподходящий момент. А ты не можешь сбросить скорость, потому что стреляют со всех сторон; потому что надо сбить выскочившего на дорогу идиота; потому что у него в руках автомат, а ты хочешь жить. Потому что…
В последний поворот Пэт не вписалась. Сшибла ограждение и полетела в пустоту. Полетела под оглушительный визг Матильды. И сама закричала. Не от страха – от обиды, от злости на себя за то, что не справилась. Но даже зайдясь в крике, сумела удержать «Плуто». Машинально. На инстинктах. А когда тряхнуло, но потянуло вперед… когда мотоцикл проехал, не встречая препятствий несколько метров и под колесами не дрожали ржавые решетки, а мягко шуршал асфальт… когда Пэт притормозила и поняла, что не стреляют… тогда она поставила ногу на землю и устало попросила Матильду:
– Заткнись.
Они проскочили.
Дом Корнелиуса стоял метрах в восьмистах от выхода из метро. Обычным шагом за пять минут дойдешь. А если бегом, то еще быстрее. Но это в обычный день. Когда не бесятся вокруг озверевшие черенки, когда не надо огибать горящие витрины и мобили и ты не спотыкаешься о лежащие на асфальте тела.
Илья себя не переоценивал, знал, что гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд, сильнее, быстрее, но понимал, что проигрывает молодым волчатам. Тем не менее он побежал, понадеялся, что черенки бузят только у станции, что на площади станет легче, что сможет затеряться в толпе.
Зря понадеялся. Таганка, обычно оживленная, битком забитая людьми и мобилями, вымерла. В том числе – буквально. Черенки не стреляли, хотя оружие у них наверняка было, орудовали дубинками и обрезками труб, кастетами и ножами. Молодость требует простых решений. Волчатам нравится запах крови, хруст ломающихся костей, чавкающий звук, что издает пинаемый ногами человек.
И молодости очень не нравится, когда кто-то отказывается разделить с нею наслаждение.
Потому за Ильей бросились аж четверо черенков. Не поленились. И мчались весело, улюлюкали, ржали: знали, что никуда добыча не денется.
А Дементьев бежал, чувствуя, как колет в боку и начинает плыть перед глазами, и старался не терять из виду дом Корнелиуса, маяк на берегу насилия. Тихую гавань.
«Почему черенки не тронули «Фабрику домашних любимцев»?
Боятся связываться с храмовником? Или… Прятки! К Корнелиусу наверняка пришли прятки! А воинов Храма даже маньяки стороной обходят.
И тут до Ильи дошло, что надо было позвонить Ежову из метро и попросить встретить.
«Господи, какой же я идиот!»
Дементьев открыл рот, собрался назвать номер Корнелиуса, но не успел.