«Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Шрифт:
– Здравствуйте, дорогой Семен Семенович! Какие у нас в вами сплошь гастрономические случаются встречи, – пошутил ротмистр.
– Здесь цель отнюдь не чревоугодие, – отвечая на приветствие, заметил Цибулевич-Панченко.
– Безусловно! – Лицо Хлебникова моментально приняло самое серьезное выражение. – Достойнейшие люди жертвуют средства нашим героическим армии и флоту. Благородно. В высшей степени благородно!
– Как ваша командировка? – сдержанно поддержал разговор Панченко.
– Командировка? – вскинулся Хлебников. – Моя командировка прошла превосходно! Замечательных лошадок заготовили.
И, понизив голос, сообщил доверительно:
– Лошадки уже отправлены эшелоном
– Понимаю, – покивал Панченко.
Хлебников поставил бокал, из которого, кажется, даже не пригубил, на столик. Произнес сочувственно:
– Вы выглядите уставшим, Семен Семенович.
– Да, дела…
Ротмистр выставил перед собой кисти рук с поднятыми вверх пальцами, энергично помотал ими перед журналистом:
– Даже не спрашиваю, Семен Семенович, даже не спрашиваю, что за дела! Все понимаю, решительно все! Время военное, любое неосторожное слово… Согласен с вами и полностью поддерживаю…
– Ну, так-то уж, может, и не надо, в самом деле… – стушевался журналист.
– Надо! Именно так и надо. Простите, Семен Семенович, вынужден откланяться – служба…
Цибулевичу-Панченко представили того морского чина, с которым несколько минут назад оживленно беседовал Хлебников. Как выяснилось из разговора, моряк недавно получил назначение на эскадренный броненосец «Слава».
– Есть ли шансы успеть закончить постройку и присоединиться к остальным броненосцам проекта «Бородино»? – поинтересовался Семен Семенович.
– Да, «Слава» в постройке отстает от своих собратьев. Приложим все усилия, чтобы успеть.
Выпили шампанского. Офицер, любезно улыбаясь, сообщил журналисту:
– Я уже рассказывал вашему другу штабс-ротмистру о том, как идут дела на броненосце. Господин Хлебников по секрету поведал, что вы пишете очередную статью, вот и интересовался по-дружески, так сказать…
– Моему другу?.. – промямлил Цибулевич.
– Он отрекомендовался вашим другом. Разве не так? – вскинул бровь офицер. – Вы так мило беседовали. Я наблюдал.
– Да, конечно, другу… Беседовали…
Возразить было нечего.
22
Егор Шолов сидел на баке броненосца «Наварин» и курил первую за сегодняшнее утро папиросу. Из-за отрогов высоких холмов, окружавших бухту, проглянуло неяркое зимнее солнышко, нисколько, однако, не согревая. Все же на душе стало чуточку теплее.
«Ну и закрутила с нами судьба-злодейка, – подумалось матросу, – да так, что и продыху нет…»
На Ляодунский полуостров 1-я Дальневосточная эскадра пришла в двадцатых числах января 1904 года. Избитый штормами, с облупившейся краской, разбитый и расшатанный, тяжело вполз броненосец «Наварин» на внутренний порт-артурский рейд. Не лучше выглядели и остальные суда эскадры. Буксирами заводили не способные передвигаться самостоятельно миноносцы. Слава богу, дошли…
Приборки на кораблях начались прямо в день прибытия. И лишь на третьи сутки стоянки команды начали партиями отпускать на берег. Получили увольнение и Шолов со своими товарищами-кочегарами. Все матросы были не первого года службы. Большинство, как и Егор, уже тянули лямку на восточной окраине империи и имели за плечами не один дальний поход. Но крайний переход через половину земного шарика выдался особенно тяжким для всех. Порт-Артур, из которого Шолов ушел на все том же «Наварине» полтора года назад, встретил их как добрых знакомых. Новый Артур, выстроенный по европейской планировке, прямо от причальной стенки сильно
У Вана просидели до самого вечера. Перетащили к себе из-за соседнего столика фейерверкера крепостной артиллерии, поили его водкой и разговаривали за жизнь. Расстались лучшими друзьями. Потом зазвали к себе двух портовых рабочих. С ними же и поругались невесть отчего, но морды бить не стали – все-таки их двое, а матросов четверо. Зато на обратном пути уже в Новом городе крепко повздорили с сибирскими стрелками 27-го полка. Те в шинелях нараспашку вывалили гурьбой из чайной, но по их раскрасневшимся лицам и громким выкрикам было понятно, что употребляли они там отнюдь не чай. Со стрелками не поделили улицу, надо признать, весьма широкую. Наутро Шолов так и не смог вспомнить, за что съездил по уху стрелковому унтер-офицеру. До большой драки дело, слава богу, не дошло: из-за угла вырулил армейский патруль, и наваринцы поспешили ретироваться – остаться после первого же увольнения без берега не хотелось никому. На броненосец успели в срок.
На следующее утро в кубрик, куда Егор вернулся после подъема флага, заглянул машинный квартирмейстер:
– Шолов! Поступаешь в распоряжение старшего инженера-механика. Пойдете на склад краску получать.
– Есть! – Матрос быстро опорожнил ковшик с квасом, оставленный на рундуке заботливыми братками, заступившими на утреннюю вахту. Застегнул бушлат на все пуговицы, привычным движением сдвинул бескозырку набекрень и заспешил по жилой палубе в сторону офицерских кают.
Пока топали с инженером через город к портовому складу, прозванному Масляным Буяном за обособленность расположения, наблюдали весьма странные картины. Во всем Порт-Артуре чрезвычайно всполошились японцы. Надо сказать, их за всю русскую историю города всегда было здесь предостаточно. Владели японцы самыми мирными профессиями – были торговцами, портными, парикмахерами, прачками. Даже заправляли городским ассенизационным обозом. Работники они были добросовестные и никогда никаких нареканий не вызывали, все делали основательно и с неизменными любезными улыбками. Большинство прекрасно говорили по-русски. Теперь японские лавки и магазинчики закрывались один за другим. Товары распродавались за бесценок, чем не преминули воспользоваться местные обыватели. Вследствие этого на улицах было людно. Шагая мимо одной из заколоченных японских лавчонок, Шолов с недоумением прочитал написанное неровными русскими буквами объявление: «Я испугался и уезжаю». На дверях другого японского магазинчика красовалась табличка: «Закрыто по причине войны. Приносим извините».