Поворот
Шрифт:
– Мне говорят, что ты, что ты бросишь меня, да?
Вася смотрел в пол. Ира испуганно вскрикнула, и закрыла лицо руками. Рыдания ее стали сильнее.
– Кто тебе сказал?
– Спросил Вася, потому что не знал, что еще сказать.
– Не уходи, - прошептала Ира.
Вася посмотрел на жену. Почему-то именно сейчас его жалость куда-то делась. Он почувствовал адскую усталость. Ира плакала. Он повернулся и вышел в сени. Закрыв за собой дверь, он остановился и, прислонившись к холодной стене, слушал рыдания жены. Наконец, он почувствовал, что и сам плачет, и со злостью ударил по стене кулаком. Вдруг, отворилась дверь, и из избы
– Не уходи! Сына хотя бы пожалей! Слышишь, слышишь, Вась! Сына пожалей! Прошу тебя! Я не смогу без тебя!
Вася молчал. Он сначала как будто не слышал Иру, потом очнулся и начал ее поднимать.
– Не уходи!
– Просила она, заглядывая Васе в глаза.
– Я не буду с тобой жить.
– Медленно произнес Вася, готовый убить себя за эти слова, но поделать уже ничего не мог, как будто какая-то сила заставляла его говорить.
Ира какое-то время смотрела на него, потом подняла руку и тяжело ударила его по лицу. Вася не шелохнулся. Ира ударила его снова. Потом еще. После она уткнулась в стену и зарыдала дико, злобно, отчаянно. Вася попытался увести ее в дом, но она вырывалась.
– Не трогай меня!
– Закричала она.
– Прости, - тихо сказал Вася, но Ира его услышала.
– Что?
– Она резко выпрямилась, и злобно посмотрела на него.
– Тебя простить? За что? За то, что у тебя сыну три года? За то, что я тебе, как-никак, а жена еще?
– Сына не брошу.
– Вон оно, как! И как это будет? Мама, а где папа? А папа, сынок Андрюшенька, у тети Наташи. Он к тебе в среду придет, пряники принесет? Так, по-твоему, это будет? Сына он не бросит! Не будет этого! Не подпущу к нему! Так и знай! Иди к своей потаскушке тверской, раз сын и жена не нужны больше!
– Не смей!
– Крикнул Вася.
– Не смей! Я подлец. Да! Но про Наташу дурного не говори! Не виновата она, не слушай никого!
– Не виновата? Я бы посмотрела на нее, если бы у нее мужа увели, а в багаже сына оставили!
– Все, Ира!
– Холодно проговорил Вася.
– Все! Хватил истерик!
– Убирайся!
– Закричала Ира.
Вася вышел из дома.
Наташа прожила несколько дней, словно во сне, а ночами ее мучили кошмары. Катя ночевала с ней, но, она спала крепко, так, что кошмары Наташи не могли ее разбудить. Наташа часами сидела на кровати, не понимая, где она находится, и прошел ли ее очередной кошмар, или он продолжается. Днем она ходила привидением по дому, иногда у нее начиналась истерика, и она плакала, сидя на полу. Одиночество убивало ее, вытягивало силы. Она начала ненавидеть стены, в которых находилась, себя, все на свете, том и этом. Она боялась своего одиночества, ей все слышались шаги, голоса, казалось, что ушедшие из этого мира возвращаются к ней, пугают своим незримым присутствием, обозначая себя морозным дыханием и пугающими звуками.
Однажды она услышала стук в дверь, и пошла открывать, не надеясь, что на крыльце окажется человек, ей уже слышались подобные стуки. Но, открыв дверь, она вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял Вася.
– Привет.
– Шепотом сказала она.
– Ты как?
– Спросил Вася, и взял ее за руку.
Живое тепло человеческой руки растопило оцепенение, Наташа заплакала.
– Ты что, - Вася притянул ее к себе и обнял.
– Ну что, тяжело тебе, да?
– Мне страшно, я одна, совсем одна.
– Ну, девочка, -
– Все устроится, вот увидишь. Это пока тяжело, времени мало прошло. Тебе бы заняться чем-нибудь
– Чем?
– Не знаю, хочешь, пойдем, погуляем.
– Я ничего не хочу, я устала.
Вася посмотрел ей в глаза.
– Я не оставлю тебя!
– Прошептал он, и стал целовать ее лицо, губы, глаза.
Он почувствовал, как Наташа прижалась к нему, она впервые в жизни позволила ему себя поцеловать. Сколько лет он мечтал об этом!
– Нет!
– Наташа вдруг отстранилась.
Вася не отпускал ее.
– Нельзя, Вася, нет! У тебя Ира, сын! Я не должна! Мы не должны! Прости, я не могу разлучать вас!
– Я не могу без тебя, - проговорил Вася.
– Не могу, не получается. Я люблю тебя, Наташа, больше жизни люблю! Всю жизнь!
– Вася впервые говорил о своей любви, и удивлялся, как ему было легко говорить об этом.
– Ты женат, - шептала Наташа.
– Но ты?
– Спросил Вася, заглядывая ей в глаза, - Ты?
– Что бы ни было со мной, нельзя уходить от сына!
Вася снова стал целовать ее.
– Нет! Нет!
– Шептала Наташа.
Наконец, она вырвалась.
– Хорошо, - проговорил Вася.
– Как ты решишь, так и будет!
– Да пойми же ты, что нельзя нам с тобой! Не могу я семью разбить! Как я людям в глаза буду смотреть? Это не жизнь!
– А жизнь, жить и думать о тебе каждую минуту? Жить с другой женщиной, а думать про тебя? Просыпаться утром и жалеть, что вообще проснулся? И ненавидеть себя за то, что никак не можешь забыть другую, в которую влюбился давно, и сам не понял толком, что влюбился. Просто жить без нее не можешь, и все? Это жизнь, когда каждый день - хоть в петлю? Когда ходишь по деревне, по дороге, и каждое место с тобой связано, каждая песня о тебе напоминает?! Это жизнь? И в глаза людям я тоже каждый день смотрю, и в глаза сыну, и жене. Да от всех глаз не отведешь. А от себя-то тем более. И тошнит от себя, и ничего не можешь поделать! И каждый день думаешь, что скоро все пройдет, а оно не проходит. И тут, - Вася положил руку себе на грудь, - тут ноет, всегда, как в первый раз. Это жизнь? Наташа, это - жизнь?!
– Я не могу, - прошептала Наташа.
– Как ты решишь,- ответил Вася.
Наташа ушла в дом, и закрыла за собой дверь. Она прошла в избу и с ужасом посмотрела на стены, мебель. Она ненавидела эти обои, лавки, печку. Она останется здесь одна, и сегодня ночью на нее снова начнет опускаться потолок. А там, за дверью, хоть и чужой, но человек, который пришел, чтобы спасти ее от одиночества. Наташа с ужасом зажмурилась и побежала обратно. Она открыла дверь, и вздохнула с облегчением: Вася все еще стоял на крыльце.
– Не уходи, - проговорила она.
– Мне плохо. Будь со мной, но подумай прежде про сына, про Иру. Все от тебя зависит.
Вася переступил через порог и закрыл за собой дверь. Много лет осталось позади, много горьких, тяжелых лет. Его безответность осталась там, на улице, за этой дверью. А здесь, в темном коридоре, его обнимала любимая женщина, которую он уже не покинет. Для него закончилась страшная пора безответности, и его крест предстояло теперь нести Ирине, но, ни Вася, ни Наташа, сейчас об этом не думали, они не были печальны, их не пугало ничье будущее, ни свое, ни чужое, ибо «… широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими…»