Поворот
Шрифт:
— Адрес нового здания министерства вот. И ключ возьмите, там пока еще ни одного сотрудника нет, даже швейцара. Но вы, я надеюсь, штат быстро укомплектуете, а по заводам тракторным вам завтра к полудню все нужные бумаги принесут. Куда их доставить, домой к вам или?
— В министерство конечно. Надеюсь, я там не заблужусь… а швейцара нынче же там поставлю. Спасибо, Андрей Владимирович!
Глава 2
Страна довольно быстро переходила на мирные рельсы, а не самый плохой урожай восемнадцатого года гарантировал, что по крайней мере в текущем году народ в стране будет относительно сыт. Урожай на самом деле даже немного превысил ожидания министерства земледелия. Но совсем не
Власть и не шутила: за использование зерна в производстве спиртного теперь устанавливалась уголовная ответственность даже если мужики для собственных нужд самогон гнали, а если такое спиртное готовилось для продажи, то таких самогонщиков вообще на каторгу отправляли. Но это, конечно, не означало, что ту же водку делать перестали. Весной восемнадцатого довольно много «казенных» полей засадили картошкой и теперь спирт именно из картошки и производился. Причем не просто из картошки, а из добываемого на выстроенных (на скорую руку, лишь бы побыстрее) крахмальных заводах.
И вообще именно лето восемнадцатого года принесло много изменений на российских полях: все же из семидесяти миллионов десятин пашни «казенными» стало уже двадцать два миллиона — и на этих «казенных миллионах» выращивание всего стало выполняться под строгим контролем со стороны агрономической науки. А наука — она часто «не отвечает интересам крестьянства», но очень хорошо отвечает интересам государства. И в результате закрома родины обильно пополнились горохом (его собрали аж впятеро больше, чем в предыдущие годы), было собрано заметно больше «товарной» ржи и ячменя, овес тоже по валовому сбору побил все рекорды, хотя это и привело к снижению валового сбора пшеницы почти на четверть по сравнению с годом семнадцатым.
Но зато потери урожая тоже сильно сократились: во-первых, этот урожай стало проще вывозить с полей, а во-вторых, зерно стало хранить много «безопасней». С вывозом было понятно всем: в Филях в самом начале восемнадцатого года заработал, наконец, строящийся уже почти три года автомобильный завод, который по плану должен был выпускать по шестьдесят тысяч грузовиков в год. Изначально он строился под производство «итальянской» машины, но инженерам, занимающимся пуском завода, привезли «на посмотреть» полсотни грузовиков со всего света — и они, эти самые русские инженеры, сконструировали автомобиль уже «собственной конструкции». Проще говоря, скомпоновали лучшие части множества автомобилей в нечто целостное и получили неплохой грузовичок грузоподъемностью аж в тонну и три четверти.
Конечно, завод на полную мощность даже к осени не заработал, но порядка десятка тысяч авто он уже выдал — и на этих грузовиках была перевезена изрядная часть зерна с «казенных» полей. Ну а то, что для перехода на новую модель пришлось у тех же немцев (а еще у шведов) станков новых закупить на несколько миллионов рублей, Наталия сочла «вполне оправданной инвестицией».
А вот для того, чтобы собранное зерно в хранилищах не пожрали «враги человечества», у американцев было закуплено почти две тысячи тонн алюминия. Конечно, далеко не весь металл пошел в зернохранилища в виде фосфида алюминия — но всяки бяки
А хранилищ понастроили много, солдатики в селах не только пахали и сеяли, но еще и строили. Те же хранилища строили, а еще дома для «сельхозрабочих», а также школы, фельдшерские пункты и прочие «учреждения культуры». И в городах строили: дома, опять же школы, больницы и — в обязательном порядке — «Дворцы культуры». Правда строительство все это шло по стране очень неравномерно: больше всего строек было на территории лесной зоны европейской части России, довольно много — на севере левобережной части Поднепровщины, и все это объяснялось не тем, что бревен было для строительства много, а тем, что здесь хватало топлива для изготовления кирпича и цемента. Понятно, что вдали от угольных шахт Придонья довольно много кирпича «жглось» вообще на древесном угле — но здесь кирпич все же делался, а вот в степной зоне с топливом было довольно грустно. Впрочем, и тут стройки потихоньку шли: везде, где имелся «природный камень», началась массовая его добыча, ранее почти невозможная из-за того, что перевозить камень из карьеров к местам строительства было не на чем. Конечно, пока избытка автотранспорта тоже еще не было, но он все же начал понемногу появляться и в глубинке, так что грузовики и тут старались использовать по максимуму…
Но больше всего росту государственных запасов зерна поспособствовало введение госмонополии на внешнюю торговлю и полный, абсолютный запрет на вывоз из страны зерна. Зерно даже немцам за станки не отправляли — правда, отравляли муку и в довольно больших количествах макароны, но это было заметно дороже, чем просто зерно и вдобавок обеспечивало работой русских рабочих, а не германских. По этому поводу стали очень сильно возражать французы и британцы, но новое руководство России просто сделало вид, что визга иностранцев просто не услышало…
Впрочем, к таким визгам в правительстве уже привыкли: первые начались, когда национализировали всю нефтянку, вышвырнув из России Ротшильдов и Нобелей. И когда национализировали металлургию, которая раньше наполовину была британской, а наполовину французской. И, хотя на первых порах это привело к определенному снижению объемов производства из-за того, что все «ценные иностранные специалисты» из России уехали, к серьезным проблемам это не привело: во-первых, довольно быстро удалось найти специалистов уже отечественных, а во-вторых экспорт керосина и стали сократился на большую величину, чем производство этих продуктов и внутренние рынки не пострадали.
И в целом народ действия правительства поддержал, хотя и по совершенно иной причине: в России внезапно тиф перестал быть страшной, практически смертельной болезнью. Потому что Мария Федоровна наладила в поселке Бобрики на выстроенной там небольшой фабрике производство левомицетина. А этот препарат с тифом справлялся исключительно эффективно, что же до «побочек», то простые мужики сочли их вообще внимания не заслуживающими: раньше-то каждый третий заболевший отправлялся на кладбище, а когда туда переезжает хорошо если один из тысячи — то ясно, что доктора тут точно не причем, это наверняка больной сам начудил где-то, и так ему и надо…
Еще почему-то стало очень хорошо в стране с преступностью. То есть преступности стало настолько плохо, что она предпочла рассеяться. Потому что по новому закону за простую кражу кошелька в трамвае можно было отправиться лет на пять в Сибирь на лесозаготовки, а за грабеж или разбой каторгу бандит получал только если ему очень повезет: если в процессе жертва такого разбоя хотя бы рану получала, не говоря уже о смерти, то преступление каралось уже «высшей мерой социальной защиты». К тому же специально организованные отряды полиции, усиленные солдатами, произвели зачистку всех известных полиции притонов (а полиции в городах они практически все были известны), и в процессе этой зачистки силы правопорядка вообще не церемонились, применяя при малейшей попытке сопротивления оружие на поражение.