Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет
Шрифт:
Во время исполнения полонеза существовал обычай «отбивания дамы», который подробно описан в воспоминаниях Н. В. Сушкова: «…непопавшие в польский мужчины один за другим останавливают первую пару и, хлопнув в ладоши, отбивают даму; кавалеры отвоеванных дам достаются следующим, переходя от одной к другой, а кавалер последней пары остается в одиночестве. Иной стоически переносит остракизм и отправляется в боскет или к одному из карточных столов отдохнуть от своего подвига, а иной, преследуемый обидными со всех сторон словами: устал!, в отставку!, на покой!, отчаянно бежит к первой паре и отбивает даму»{49}.
Кавалер,
Польский, как свидетельствует Ф. Ф. Вигель, длился не менее получаса. «Это даже не танец, а просто отдых, развлечение», — сообщает в письме Марта Вильмот. «Польский только условно заслуживает названия танца, представляя собой прогулку по залам: мужчины предлагают руку дамам, и пары степенно обходят большую залу и прилегающие к ней комнаты. Эта долгая прогулка дает возможность завязать беседу, однако любой кавалер может менять партнершу, и никто не может отказаться уступить руку своей дамы другому, прервав едва завязавшуюся беседу. Признания, готовые сорваться с уст, замирают, и не однажды, думаю, любовь проклинала это вынужденное непостоянство, сохраняющее для благоразумия сердца, уже готовые с ним проститься»{50}.
Вторым бальным танцем был вальс. Не сразу вальс завоевал популярность. Во Франции против этого танца выпускали даже специальные листовки, где называли его безнравственным, деревенским, народным.
«Вальса тогда еще не знали, — рассказывает Е. П. Янькова о временах Екатерины II, — и в первое время, как он стал входить в моду, его считали неблагопристойным танцем: как это — обхватить даму за талию и кружить ее по зале…»{51}
При Павле I вальс также подвергался гонению. «Павел… увидал меня вальсирующим с княжною… — читаем в записках А. И. Рибопьера. — К несчастью моему, я держал свою танцовщицу при этом обеими руками, что было тогда в моде, но что император находил крайне неприличным; он даже запретил так вальсировать»{52}.
Даже в александровское время вальс пользовался репутацией излишне вольного танца. М. Сперанский писал дочери: «Жаль только, что глупый вальс занял место французских кадрилей; но есть надежда, что и у нас он сделается столько же дряхл и смешон, как в некоторых других государствах»{53}.
Однако предсказанию М. Сперанского не суждено было сбыться. Прошлый век стал эпохой вальса.
Что касается французской кадрили, о которой говорит М. Сперанский, она также заняла почетное место среди бальных танцев. Для ее исполнения требовалось четное количество пар.
«В 1811 году в первый раз во дворце начали вводить французскую кадриль; и так как кавалеров было очень мало, то и я попал вместе с Балабиным, М. Орловым и Лагрене (из французской миссии) в кадриль, — вспоминает М, М. Муромцев. — Нас обступила царская фамилия. Конечно, талант этот был ничтожный, но тогда в мои лета казался великим отличием»{54}.
Первый камер-паж великой княгини Александры Федоровны писал: «Я помню придворные балы в начале царствования императора Николая, когда только что появилась французская кадриль со всеми присущими ей па. Танцевать ее умели не более восьми кавалеров»{55}.
М. Каменская, вспоминая 30-е годы прошлого столетия, отмечает: «В то время только что
— Что ты стоишь, графинюшка, как усопшая? Ступай, танцуй!..
— Иван Петрович, мне нельзя… Теперь не наша очередь; надо, чтобы сперва кончили поперечные пары…
— Пустяки! Ступай, ступай! Танцуйте все вместе, вам веселее будет… — увещевал меня милый старик.
— Да во французской кадрили этого нельзя, это не такой танец, — объясняла ему я.
— Дурацкий танец — ваша французская кадриль, вот что! — сказал он мне и недовольный отошел прочь»{56}.
Мемуаристы ошибочно считали, что французская кадриль появилась в эпоху Николая I, на самом деле танцевали ее гораздо раньше.
Однако не вальс, не французская кадриль, а мазурка была душой бала. Кавалер должен был проявить в этом танце всю свою изобретательность и способность импровизировать. По словам А. П. Беляева, «…это был живой, молодецкий танец для кавалера и очаровательный для грациозной дамы».
Существовал «изысканный» стиль исполнения мазурки и «бравурный».
Второй наглядно изображен в воспоминаниях В. П. Бурнашева: «На этом балу, отличавшемся всею эксцентричностью провинциальности, в те времена особенно наивной и рельефной, одна очень молоденькая и смазливенькая купеческая вдовушка, воспитанная, по-видимому, в каком-то губернском или московском пансионе, танцевала лучше всех, и потому блестящий гвардеец, открывший мазурку, предпочел ее другим и танцевал с нею в первой паре, ловко повертывая ее, лихо гремя шпорами (что считалось mauvais ton [79]в высшем обществе, но здесь делало великий эффект)…»{57}.
Иногда в зале поднималась такая «стукотня», что не было слышно музыки. «Бравурный» стиль господствовал в провинции, а «изысканный» — в «салонах лучшего общества».
«Но когда Платон Федорович стал танцевать с ней мазурку; когда она услышала, что все называли его первым мазуристом в Петербурге; когда увидела, что многие старушки оставили карты и вышли из гостиной смотреть, как она танцует; когда Платон Федорович, обхватив тонкий стан ее, с необыкновенной ловкостью и быстротою пролетел или, как тогда говорили, проскользил на шпорах всю залу и потом, когда он превзошел всех других грациозностью и умением бросаться в мазурке на колени…» — читаем в романе Д. Н. Бегичева «Ольга»{58}.
Еще поэтичнее описывает светскую манеру исполнения мазурки балетмейстер А. Глушковский: «…в 1814, 1815 и 1816 годах мазурка в четыре пары была в большой моде: ее танцевали везде — на сцене и в салонах лучшего общества. И. И. Сосницкий танцевал ее превосходно, а особливо, когда он был в мундире. Па его были простые, без всякого топанья, но фигуру свою он держал благородно и картинно; если приходилось ему у своей дамы пообхватывать ее талию, чтоб с нею вертеться, или с дамой делать фигуры, то все это выходило грациозно в высшей степени; он, танцуя мазурку, не делал никакого усилия; все было так легко, зефирно, но вместе увлекательно»{59}.