Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне

Никитина Нина Алексеевна

А вскоре уже юная Соня Берс готовилась к роли свахи в «Женитьбе» Гоголя. Ее младшая сестра так вспоминала об этом: «Я ужасно волновалась за сестер, особенно за Соню, которая с конфуза и роль могла забыть, и тогда бы все пропало.

Поднялся занавес. На сцене шел разговор. Я знала, что выйдет Соня.

Дверь отворилась, и вышла сваха. Соня была неузнаваема, только глаза остались прежние. Это была намазанная старуха с намазанными морщинами, не своими бровями, в черной купеческой повязочке и с заметной толщиной. В таком искаженном виде нельзя было конфузиться. Но, несмотря на это, когда она, выйдя на сцену, сказала:

—

Уж вот нет, так нет… — я слышала в ее голосе фальшь и замешательство. Но следующий ее монолог, заставивший публику смеяться, сразу ободрил Соню… В антракте, когда мы пошли в столовую пить чай, я спросила Льва Николаевича:

— Нравится вам, как они все играют?

— Гоголя не провалишь, — отвечал он».

В общем, спектакль получился веселый и интересный.

Однажды Софья Андреевна, желая развеселить гостей, попросила мужа написать что-нибудь для представления. Через три дня он написал комедию «Ниги-

и ист», сюжет которой был довольно прост: мирная жизнь молодых супругов внезапно нарушается из-за приезда гостей, в частности, «студента с идеями», который, проповедуя свои взгляды, отрицает все то, во что принято верить. Мужу кажется, что жена увлечена лудентом. Соне самой пришлось сыграть роль мужа, потому что больше ее некому было играть. Роль студента досталась Лизе Толстой, роль жены — Тане Берс, 1 роль тещи — Софеш. Распределение остальных ролей сложилось следующим образом: двух кузин сыграли Варенька и Маша, странницу — Мария Николаевна, сестра писателя, которая и придумала для себя эту роль.

В процессе репетиций автор многое подверг кор- I н ктировке. Он учил домашних актрис играть. Пьесы, подобные «Нигилисту», писались на случай, ставились и игрались всего лишь раз. В столовой устроили сцену. Участники представления сильно волновались, когда после второго звонка открылся занавес. Истинной героиней веселого домашнего спектакля стала все-таки не добродетельная помещица, а странница в исполнении Марии Николаевны Толстой. Ее игра-импровизация поразила всех присутствующих. «Если бы я не знала, что это Мария Николаевна, я бы не узнала ее, — вспоминала Т. А. Кузминская. — Одежда, грим, походка, потомка за спиной — все было точь-в-точь, как у настоящей странницы. Одни черные большие глаза были ее. Как она поклонилась с палкой в руке вроде посоха, как ' та подала мне просвирку и села, по моему приглашению, за стол — все было как настоящее, непринужден- I юе, не сыгранное. Я взглянула на Льва Николаевича. Он | юложительно сиял от удовольствия.

Я спросила странницу, откуда она пришла, что видела.

Странница сразу начала свое повествование…

Мария Николаевна взяла такую верную интонацию, такие верные ужимки, что невольно, слыша в публике неудержимый смех, а особенно заразительный смех '1ьва Николаевича, я не могла оставаться печальной… и тряслась от смеха, уткнувшись в платок…»

Спектакль и впрямь получился на славу. Кто бы мог подумать тогда, что талантливая исполнительница

роли истовой и плутоватой странницы станет монахиней Шамординского монастыря!

Постановка «Нигилиста» стала для Толстого своеобразной сатисфакцией за неудачу, постигшую его с комедией «Зараженное семейство», в которой он полемизировал с Тургеневым, Жорж Санд, Соллогубом, Чернышевским, с «новыми людьми».

Комедию, написанную как «насмешку эмансипации женщин и так называемых нигилистов», В. Соллогуб не просто отверг — он ее потерял. А у Некрасова

даже «завяли уши» от нее. Все коллеги по перу были едины во мнении, что это «плохая комедия». Возможно, «Зараженное семейство» не получилось из-за того, что актеры-любители еще не были готовы воплотить постановку на домашних «подмостках». Но вскоре, собравшись с силами, они смогли, наконец, озарить осеннюю Ясную Поляну своим талантом, словно весенним солнечным светом.

Между тем дети писателя подрастали, и дом все более наполнялся молодежью — их друзьями, друзьями друзей, молодыми учителями. А где молодость, там и смех, веселье. В большом зале частенько стали затеваться любительские театральные представления, например концерт цыганского хора. В роли «цыганок» выступали повзрослевшие дочери писателя. Но, пожалуй, самым любимым домашним развлечением была уже упоминавшаяся нами «нумидийская конница». После ухода скучного гостя все присутствовавшие за обеденным столом вскакивали, словно по команде, и вереницей бежали с поднятой рукой по анфиладе комнат с серьезным выражением лица. Обежав весь дом во главе со Львом Николаевичем, «конница» начинала от души хохотать.

Часто в Ясную Поляну приезжал старинный друг Толстого Александр Александрович Стахович — большой театрал, великолепный чтец, особенно пьес Островского. «Своим чтением вы расшевелили меня. После вас я написал драму. Или я давно ничего не писал для театра, или действительно вышло чудо, чудо!» — воскликнул Толстой, слушая гостя. Речь шла о пьесе «Власть тьмы», для которой он «ограбил» все свои записные книжки

использовав многие изречения, метафоры, прибаутки. Параллельно с этим писатель обдумывал план «Комедии Спириты». Идея этой пьесы родилась у него после посещения им спиритического сеанса в доме Н. А. Львова на Смоленском бульваре в Москве. Сеанс не удался, хотя были слышны какие-то стуки и мелькали загадочные огоньки. Эта комедия могла бы так и остаться в наброске, но… Зимними долгими вечерами большая семья собиралась у самовара в большом зале. Однажды старшая дочь писателя, только что вернувшаяся из-за границы, нарушила наступившую тишину вопросом:

— Что бы нам такое выкинуть?

— Зачем?

— Скучно. Надо народ созвать.

— Хорошо, давайте поставим домашний спектакль.

Для постановки выбрали популярную пьесу Канаева

«Бабье лето», но пьеса не увлекла молодежь. И тогда Мария Львовна спросила:

— А вы читали пьесу папа?

— «Власть тьмы?»

— Нет, другую. Я видела ее между бумагами.

— Достаньте, пожалуйста.

— Хорошо, погодите. — И Мария Львовна отправилась в кабинет отца.

После прочтения первого действия было решено поставить эту пьесу, а уже после прочтения третьего — все роли были не только распределены, но и переписаны. Вскоре появился и сам автор, услышавший оживленное обсуждение:

— Что вы тут делаете?

— Вот распределяем роли…

Толстой пожевал губами и молча вышел. Началась яснополянская театральная лихорадка — принимали родных и друзей из Москвы и Тулы. Вскоре к репетициям подключился профессионал — за режиссуру взялся Николай Васильевич Давыдов, он же сыграл роль профессора. Дочь писателя Татьяна Львовна быстро «вошла» в роль горничной. Абсолютно неузнаваемой стала ее средняя сестра — Мария в роли кухарки. Красивый студент Цингер перевоплотился в лакея Григория, «экзальтированный» учитель Новиков стал робким буфетчи