Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы
Шрифт:
Увлечение свободой становилось опасным. Отменять семью и нравственные устои человеческого общества основоположники научного коммунизма не собирались. Они хотели лишь упразднить угнетение женщины и старую, буржуазную семью, основанную на материальном расчете. Но, как всегда, все хорошие идеи, овладевшие нашими массами, превращаются в нечто противоположное. Может быть, это происходит потому, что к новым идеям у нас особенно чутки двоечники, ведь им более, чем хорошим ученикам, свойственно надеяться на лучшее и легче расставаться с настоящим, которое постоянно напоминает им о их лени, недобросовестности и никчемности.
Кто-то с этим может и не согласиться — суть не в этом, а в том, что нормальные люди в нашей стране наконец поняли, что с безобразиями надо кончать.
Борясь за здоровый быт и семью против пережитков прошлого и темноты, гинекологи и идеологи писали статьи и книги. В 1927 году появились, например, такие книги: «О любви» Смидовича, «Половой вопрос» Ярославского, другой «Половой вопрос» Залкиндта, «Биологическая трагедия женщины» Немиловой, «Половые извращения»
Доктор Гельман в 1923 году сравнил состояние полового влечения москвичей в эпоху революции и после нее и пришел к выводу о том, что революция ослабила его на треть. Причину такого явления он увидел в том, что революция использовала энергию, выработанную половыми железами человека, на дело освобождения трудящихся.
Чтобы быстрее донести до широких масс свои мысли и советы, ученые стали читать лекции и проводить в молодежных аудиториях диспуты о любви и дружбе. На диспутах можно было услышать очень революционные, с точки зрения семейного права, слова, например такие: «Нечего регистрировать брак как торговую сделку на бирже. Брак — пережиток старого быта. Долой росписи и печати! Долой алименты! Долой идиотизм семейной жизни! Регистрация брака унижает человеческое достоинство. Брак — союз добровольный и в регистрации не нуждается!»
Когда такого оратора кто-нибудь из присутствующих спрашивал: «А кто после развода детей содержать будет?» — тот, не задумываясь, отвечал: «Родители сами договорятся, как им обеспечивать своих детей».
Одна из самых передовых женщин своего времени, Александра Михайловна Коллонтай, которая также выступала против регистрации брака, отвечала на этот вопрос по-другому. Она считала, что алименты не только унижают женщин, но толкают мужчин в объятия проституток. «К тому же, — спрашивала Александра Михайловна, — какие алименты может выплатить фабричный рабочий, студент или безработный со своего скудного жалованья, стипендии и пособия?» Вместо алиментов она предлагала ввести всеобщее обложение, нечто вроде небольшого налога на все трудоспособное население, из которого создать фонд материнства и младенчества. «Чем получать поддержку от бросившего мужчины, — говорила она, — лучше получать поддержку от общества».
Выступал на тему семьи и брака также нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко. В 1927году вышла его книга «Против алиментной эпидемии, или На алименты надейся, а сама не плошай». На написание брошюры наркома подвигла проблема разводов и вообще несерьезного отношения молодежи к браку. Надо сказать, что существовавшие тогда законы способствовали этому. Одно время для развода даже не требовалось согласие другой стороны, да и когда оно требовалось, народные суды тоже довольно легко расторгали брак. Не удивительно, что в них в то время ежедневно рассматривалось по пятьдесят дел о взыскании алиментов на содержание детей. Помимо моральной стороны, тревожившей общественность, рассмотрение судами дел требовало больших материальных затрат, связанных с вызовом свидетелей, отрывом их от работы и пр. К тому же количество разводов и взысканий алиментов не сокращалось. Встречались папаши, выплачивавшие алименты на четырех и более детей. Алименты на содержание одного ребенка составляли 5–10 рублей в месяц и особо не ущемляли легкомысленных отцов, а те этим и пользовались. Но дело не только в алиментах. Наркома волновали аборты, калечившие женщин, проституция, развращенность молодежи и прочие невеселые вещи.
В статье «Больной вопрос», опубликованной еще 11 июля 1920 года в «Известиях», Семашко рассказывал о враче, которому одна женщина целовала руки за то, что он когда-то отговорил ее делать аборт. Нарком призывал на двери каждого акушера вывешивать обращение к женщинам, разъясняющее их нравственные обязанности перед коллективом и обществом, состоящие в пополнении его новыми членами. Поповская же мораль с ее «неубиением живого существа» была, по мнению наркома, в данном случае неуместна.
Нарком не ограничивался выступлениями в печати. Он, как было уже сказано, активно участвовал в диспутах. На одном из них, проходившем в Политехническом музее, затрагивались вопросы, связанные с венерическими заболеваниями и проституцией. Народа собралось много. В дверях была давка. На диспут рвались толстовцы, фрейдисты, сторонники воздержания и сторонники «опорожнения». Существовала такая «теория опорожнения». Согласно ей, чем раньше человек вступает в половую жизнь и чем активнее ее ведет, тем меньше глупостей делает. Наркома встретили рукоплесканиями. Он поклонился и объявил, что в данный момент для тревоги за половую жизнь в стране оснований нет. Зал разразился аплодисментами. Далее нарком оповестил аудиторию о том, что венерические заболевания в стране сокращаются, а услугами проституток граждане свободной России стали пользоваться меньше. О проституции оратор, в частности, сказал: «…По советским законам милиция обязана соблюдать правила вежливости и корректности по отношению к проституткам и не допускать грубого с ними обращения — не потому, что мы им симпатизируем, а потому, что видим в них жертв отрицательных сторон быта и социальных условий. Кто виноват в проституции? — вопрошал оратор и сам себе отвечал: — Виноват спрос». В этом Семашко горячо поддержал профессор Елистратов. Он даже потребовал, чтобы
Тезис наркома о том, что духовное развитие не помеха в общении с проститутками, не только не противоречил излияниям на этот счет в русской литературе (вспомните Добролюбова, Чернышевского, Куприна и др.), но и нашел подтверждение в предложении одного студента организовать «дом терпимости для нуждающихся студентов». Мотивируя свое предложение, студент ссылался на отсутствие государственных заведений такого рода и на наносимый этим здоровью молодежи вред. Однако голос его не был услышан. Не надеясь на государственную поддержку, студенты некоторых общежитий приглашали к себе женщин легкого поведения и передавали их из одной комнаты в другую на коллективное содержание.
Некоторые студенты выходили из трудного положения другим путем. Они селились коммуной по пять — семь человек без различия пола, исповедуя любовь и изгнав из своей среды непорочность и ревность как пережитки буржуазной морали.
В ноябре 1924 года Москва заговорила о голых людях, появившихся на улицах города. Это пропагандировало красоту человеческого тела общество «Долой стыд». Милиция пресекала эту самодеятельность. Находились энтузиасты этого движения и среди простых тружеников. Рабочие Пискунов и Черкасов явились в клуб, поделив один костюм пополам. На одном были брюки, а на другом — пиджак. Получили они за это по два месяца ареста невзирая на всю революционность.
Находили москвичи и более замысловатые развлечения.
Жил в Москве некто Карманов по прозвищу «Кабуки». Почему его так прозвали — не знаю. Может быть, он был похож на японца, а может быть, любил играть роль женщины, как в японском театре «Кабуки». Только прохвост он был не из последних. В 1917 году занимался бандитизмом, а в 1924 году был осужден за картежную игру, то есть за шулерство. Выйдя на свободу, решил взяться за ум и поступил на работу в Мосгуботдел профсоюза строителей, защищал права трудящихся. В этом же «союзе» работали Касперович, который в 1926 году сел на год за растрату, и Иванов, судимый в 1923 году за мошенничество. Эти трое, а также другие работники отдела — Данилов, Наумов, Иванов, Бурдин, Гужбовский — часто встречались в пивной на Садово-Спасской улице. Эту пивную посетители называли «тетей». Так вот в этой самой «тете» они решили создать общество по проведению свободного времени соответственно своим запросам. Назвать общество решили в честь его главного инициатора Карманова — «Кабуки». Накатали даже устав, в котором записали: «Общество создается на платформе пьянства, существует на основе строгой дисциплины и конспирации». Согласно уставу члены общества должны были пьянствовать пять-шесть раз в неделю. Помимо «платформы» общество имело президиум, собирало членские взносы, одним словом, было ничем не хуже в смысле организации, чем существовавшие тогда такие общества, как, например, «Ленинизм в медицине», «Прочь руки румынских захватчиков от Бессарабии», «Руки прочь от Китая» или «Общество воинствующих материалистов». Разве что цели и методы были свои, особенные. Ну, например: «содействие друг другу в передаче из рук в руки женщин». Кстати, о женщинах. Члены общества привозили на авто проституток прямо в губотдел. Естественно, что со «строгой дисциплиной и конспирацией» получалось не всегда. В конце концов веселой компанией заинтересовались «органы». «Конспираторы» пытались обратить все в шутку, но слишком серьезные по тем временам слова «устав», «президиум», «членские взносы» не дали им этого сделать. Был суд, шум в печати и приговор. Карманов, Данилов и Касперович получили по три года лишения свободы с последующей высылкой на тот же срок в Нарым. Кроме того, суд запретил им в течение трех лет занимать ответственные должности. Были наказаны и другие члены «Общества Кабуки».
Конечно, даже таким жестоким образом покончить с подобными безобразиями было невозможно. В 1935 году бацилла разврата и пьянства завелась в московских крытых бассейнах, в особенности в Сталинском и Пролетарском районах. Директор одного из бассейнов H. Н. Сухоруков вовлекал девушек-спортсменок в пьянство и разврат. Для тех, кто не сопротивлялся новым веяниям, создавались хорошие условия: их окружали вниманием, выдвигали, создавали славу. Такая система существовала на протяжении нескольких лет. Когда же руководители бассейнов что-то не поделили между собой и переругались, то всплыли факты «аморалки». Специальная комиссия проверила все закрытые бассейны и не только в Москве. Главными виновниками разврата оказались «старые спортсмены и сынки аристократов». Одного такого обнаружили в Ленинграде. Там тренером оказался бывший барон Остен-Сакен. Правда, ничего противоправного или аморального он не совершал, но проверяющие в то время как-то умудрялись связывать разврат и пьянство одних с социальным происхождением других, получая в результате политически грамотный и классово направленный документ. Так и на этот раз. Закрытые бассейны были очищены от классово чуждых элементов, и в них вводился институт политических руководителей, то есть комиссаров, а кроме того, было признано нецелесообразным назначать мастеров спорта на административные должности. Партия призывала выводить мерзавцев на чистую воду. Статья в «Правде», рассказывающая обо всех этих событиях, вышла под заголовком «Классовые враги под маской спортсменов». Ни больше ни меньше.