Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы

Вострышев Михаил Иванович

СУДЬЯ. Может он платить по семь рублей в месяц своей жене?

ХОЗЯИН. Нет, он несостоятелен платить так много. Он уже целую неделю в мастерской не был.

СУДЬЯ ( жене). Так не лучше ли вам будет взять с него только пять рублей в месяц? Как видите, он больше платить едва ли может.

ЖЕНА. Нет, это мне мало.

СУДЬЯ. Эти пять рублей вы можете прямо от хозяина получать.

ХОЗЯИН. Не позволите ли отдавать жене весь его заработок?

СУДЬЯ. Нет, я не могу его стеснять. Его деньги,

он их имеет право получать. По закону, он обязан давать на содержание жене не больше трети. Вот жена и будет получать у вас по семь рублей.

ЖЕНА. Ваше высокоблагородие, ведь он не остановится, пока у него деньги будут. Я сколько раз его честью просила. У тебя, говорю, Николай Иванович, жена, дети. Перестань пить, бесстыдник ты эдакой!.. Нет, все пьет.

МУЖ. Чего тебе от меня надо? Замолчи!

СУДЬЯ. Я прекращаю судоговорение. Довольно. ( Жене и хозяину.) Пойдемте в другую комнату, там запишут ваши показания.

Судья, хозяин и жена уходят. Дверь в другую комнату остается отворенной, и муж все время внимательно смотрит туда. Судья возвращается и отсылает туда мужа.

В камеру входит человек с картоном в руках. Это поверенный князя Кудашева, требующего с прачки заплатить деньги за данные ей в стирку рубашки, которые та не вернула ему. Подходит и ответчица.

СУДЬЯ ( поверенному). Что сказал князь? Соглашается он взять деньги, которые ему предлагает прачка?

ПОВЕРЕННЫЙ. Нет, не соглашается. Он сказал: пусть мировой судья решит, сколько взыскать. Я если, говорит, не буду доволен, то можно будет жаловаться.

СУДЬЯ ( прачке). Слышите, матушка, он не соглашается на ваше предложение.

ПРАЧКА. Послушайте, господин судья. Что же я должна за шесть сорочек платить тридцать целковых? Они и половины этого не стоят.

СУДЬЯ. Ну, подождите, матушка. Я за белошвейкой пошлю, она оценит, сколько стоят сорочки.

Судья уходит.

— За что же с вас деньги взыскивают? — спрашивает прачку один из публики.

— Да вот, брала у князя белье мыть, — объясняет прачка, — а у меня с чердака и украли шесть сорочек — пять князя и одну его человека. Две-то из них худенькие, и глядеть на них не стоит. Ну а четыре, правда, получше. А все-таки тридцати целковых не стоят.

Возвращается судья. К нему подходят портной Мартынов и иностранец Циммерман. Мартынов взыскивает с Циммермана пятнадцать рублей за работу. В счете, подписанном последним, сказано, что он обязуется уплатить деньги по возможности.

СУДЬЯ ( Циммерману). Вы можете уплатить теперь ваш долг?

ЦИММЕРМАН. Нет, господин судья. Я не могу уплатить этой суммы — я теперь без места. Я с гостиницы «Эрмитаж» вот уже сколько времени должен получить по взысканию тридцать рублей, но не получаю. А между тем у меня и исполнительный лист есть. Если эти деньги получу, я заплачу долг.

СУДЬЯ ( Мартынову).

Вы бы подождали.

МАРТЫНОВ. Я уже долго ждал. Больше не могу. Прошу взыскать.

СУДЬЯ. По три рубля в месяц вы согласны получать?

МАРТЫНОВ. По пять рублей — пожалуй. Но меньше не согласен.

СУДЬЯ. Но ведь вы должны знать, что закон предоставляет судье право делать рассрочку в уплате долга, смотря по средствам должника… ( Циммерману.) Вы можете платить по три рубля?

ЦИММЕРМАН. По три?.. Пожалуй. Только я теперь без места.

СУДЬЯ ( Мартынову). Так вы согласны получать с них по три рубля в месяц?

МАРТЫНОВ. Извольте — согласен.

СУДЬЯ ( Мартынову). Ведь ему еще придется пошлины заплатить. Вы пожалейте его. ( Обоим.) Идите теперь в другую комнату, там запишут ваши показания.

Входит рассыльный судьи.

РАССЫЛЬНЫЙ. По всей Маросейке ходил, ни одной белошвейки не нашел. Портнихи есть, да они говорят: разве мы толк в рубашках знаем!

ПРАЧКА ( судье). В доме Хвостова белошвейка есть. Пошлите туда.

Судья посылает рассыльного в дом Хвостова.

Отставной солдат подает судье просьбу. В ней сказано, что кухмистер Телепнев сказал ему «незаконные слова». И далее: «Он сказал мне, что я из нумера в ведре младенца в помойную яму вынес. Когда я ему стал говорить, зачем он употребляет такие незаконные слова, он отвечал: я тебя в тюремный замок засажу».

СУДЬЯ. Как же вы хотите: гражданским или уголовным порядком вести дело? Хотите, чтобы я с него в вашу пользу деньги взыскал или чтобы под арест посадил?

СОЛДАТ. Насчет этого, как ваше распоряжение будет, так я и согласен.

СУДЬЯ. Это от вас зависит. Как вы захотите, так я буду разбирать.

СОЛДАТ. Я хочу с него деньги взыскать.

СУДЬЯ. Почему же он про вас так сказал? Что-нибудь было?

СОЛДАТ. Ничего не было, ваше высокоблагородие. Никакого ребенка я не выносил. Меня раз в полицию требует квартальный надзиратель и спрашивает: «Ты, Евсей, не выносил ли чего-нибудь с сором?» Ничего, говорю, не выносил, ваше благородие! «Ну, ступай с Богом»… Только и было.

Судья отсылает солдата к письмоводителю и вызывает арестанта Харлампия Андреева — молодого парня девятнадцати лет. В дознании полиции сказано, что 9 ноября он был пойман поваром Ильиным во дворе дома князя Грузинского в то время, когда положил в кулек чугунную плиту и хотел идти со двора. Андреев сознался, что хотел украсть эту плиту, стоящую один рубль, потому что был без места, и ему нечего было есть.

СУДЬЯ. Неужели тебе нечего есть?

АНДРЕЕВ. Нечего. Я на фабрике жил. С места прогнали, а другого не нашел. Куска хлеба не было, вот я и хотел украсть.