Повседневная жизнь «русского» Китая
Шрифт:
Второе отделение. Ярко освещенная сцена, черный рояль, высокая стройная фигура певца в черном фраке или смокинге, сверкающий белизной платок в наружном боковом кармане… На рояле — черная вазочка с белыми гвоздиками. Певец вынимает платок из кармана и кладет его на рояль. Вот эта игра черного и белого создает какое-то особое настроение у зала, переносит в мир «черно-белой красоты».
Музыкальные критики отмечали «грациозный дар Вертинского». И это впечатление, именно грации, сразу же захватывает восторженный зал. Все отмечали длинные красивые пальцы певца, выразительность его рук, и те, кто увидел его на сцене, понимали, как он помогает
Наталия Ильина попала на концерт Вертинского благодаря Катерине Ивановне Корнаковой. «Мы сидели в первом ряду амфитеатра, напротив сцены, — вспоминала она. — Под нами рокотал партер, белый Зал ярко освещен огромной люстрой, все пришли в своих лучших платьях, обстановка торжественная, я взволнована… Люстра медленно гаснет, но освещается эстрада, из-за кулис выходит высокая, элегантная, во фраке фигура, утихший было зал взрывается хлопками и вновь затихает при звуках рояля… Звучит знакомый по пластинкам голос: «Рождество в стране моей родной, детский праздник, а когда-то — мой!..», «Над розовым морем вставала луна, во льду зеленела бутылка вина…» После каждой песни буря аплодисментов…
Какой он большой, широкоплечий, а в походке, в манере кланяться что-то развинченное, капризное, чуть ли не женственное, но это идет ему, это в стиле его песенок, он — прекрасен. И зал считал, что — прекрасен! Эта элегантная фигура, прибывшая к нам из парижских ресторанов и притонов Сан-Франциско, не вписывалась в провинциальность Харбина, она чудом появилась на его подмостках, Харбин это чувствовал, был признателен, исходил аплодисментами…»
Да, Вертинский был блистательным актером — это ощущали все. И не воспоминание ли об Александре Николаевиче и его концерте вдохновило Катерину Корнакову на ее спектакль по песням?..
Кто знает…
Но это тоже был голос, звавший на далекую Родину, в Россию. Люди расходились после концерта взволнованные, потрясенные, со слезами на глазах. Они шли по улицам города, который вдруг стал казаться чужим, враждебным, несмотря на то, что построен был их отцами и дедами.
Но он таким не был.
Этот город просто завершал свою блистательную эпоху.
В марте 1936 года в Харбине произошло еще одно знаменательное событие — на гастроли приехал Федор Иванович Шаляпин.
«Ликование населения, притом не только русского, захватило Харбин, — пишет в своих воспоминаниях И. Пасынков. — На вокзале певца забросали цветами, а в лучший отель города «Модерн» он ехал в сопровождении десяти лимузинов, договоренность была о трех концертах в самом большом кинотеатре города «Америкэн». Для того чтобы достать билеты, люди с вечера занимали очередь, греясь у костров».
Федор Иванович Шаляпин остановился в отеле Модерн» на Китайской улице, в роскошном трехэтажном здании, построенном в начале века, украшенном лепкой, с вращающейся дверью, плюшевыми портьерами, ковровыми дорожками, закрепленными, как это было принято, медными прутьями.
Публика с трепетом ждала кумира. Зрительный зал был переполнен. Здесь было много иностранцев, представителей китайских и японских властей.
Программа концерта заранее не объявлялась. Федор Иванович выходил на сцену, держа в руках большую папку, наподобие адресной, и сам объявлял, что будет петь.
И. Пасынков вспоминает: «Первое отделение концерта состояло из оперных арий на итальянском и французском языках. Спел Шаляпин и знаменитую «Элегию» Масснэ. Запомнилось мне, что в это
Второе отделение Федор Иванович начал так (и это запомнилось на всю жизнь): «А теперь, господа, я спою вам наши русские песни». Зал рукоплещет, все встают. Спел он «Дубинушку», «Эй, ухнем!», «Вдоль по Питерской», «Вниз по матушке по Волге», «Из-за острова на стрежень», а также знаменитую «Блоху», несколько других песен. По окончании концерта — бурные овации стоя, и цветы, цветы…»
Каким же счастьем были для русских эти концерты великого земляка!.. Но одновременно невероятная мощь голоса, артистизм Федора Ивановича пробудили в людях страшную, горькую тоску по Родине, воспоминания о пережитом там, в этой близкой и далекой стране, пережитом и оставшемся в душе навсегда…
Пойти на концерт Шаляпина — было не просто светским мероприятием, а душевной необходимостью. Надо было прикоснуться к этому голосу, к этим звукам, чтобы услышать в них зов русской культуры и ответить на этот зов всеми струнами сердца.
«Что мать продала, что заложила, какими способами добыла деньги, чтобы пойти в концерт самой и нас с сестрой повести, сейчас уже не вспомню, — пишет Н. Ильина. — Явление Шаляпина в Харбине и матери казалось чудом. Ей в голову не могло прийти, что Шаляпин будет петь в трех кварталах от Конной улицы, а мы по бедности останемся дома…
Концертов было всего три. Мы попали на второй. Одна, без матери и сестры, я ухитрилась попасть и на третий. Вертелась около кинотеатра, снятого под концерты, воспользовалась возникшей в дверях пробкой, проникла внутрь, затем в зал… Китаец-билетер меня заметил, пытался вывести, но я так его умоляла, что он махнул рукой… Зал, переполненный бедно одетыми эмигрантами, теми, кто ни в театры, ни в концерты годами не ходили, зал этот вел себя неистово, истерически… Выкрики: «Вы наш, Федор Иваныч! Вы русский!» Рыданья. Стены и пол сотрясались от хлопков. Вышедший поклониться в последний раз Шаляпин ступал по сцене, сплошь усыпанной белыми и розовыми гвоздиками, — не помню, откуда взялись они… И вот занавес задернулся, и какие-то люди, и я в их числе, в состоянии безумия кинулись на сцену подбирать растоптанные Шаляпиным гвоздики, а затем долго ждали, толпясь в каком-то заднем коридоре кинотеатра…
Всю дорогу домой я плакала, вытирая глаза перчаткой, ощупывая в кармане смятую гвоздику. Плакала и бормотала: «Нельзя так больше, нельзя!» Видимо, после того, что я пережила и перечувствовала, моя жизнь показалась мне особенно серой и унылой, и я считала, что менять ее надо немедленно…»
Эти мысли посетили Наталию Ильину не впервые. Под влиянием Катерины Ивановны Корнаковой она теперь все чаще думала о том, что что-то не так в ее жизни, что надо что-то менять, кардинально менять…
Можно только догадываться, скольких харбинцев голос Шаляпина позвал на родину. Никакой пропаганды, никаких политических лозунгов… А уникальный талант, уникальный, завораживающий голос, в котором слышалась мощь и нежность покинутой Родины.