Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
Шрифт:
10 января 1935 года в «Литературной газете» появилась заметка об исключении П. Васильева из Союза советских писателей «за антиобщественные поступки и как не оправдавшего доверия литературной общественности, нарушившего обещание, данное им в письме А. М. Горькому» [453] А 24 мая в «Правде» было опубликовано открытое письмо двадцати писателей, где поведение П. Васильева квалифицировалось как «аморально-богемное или политически-реакционное». В нем сообщалось об «отвратительном дебоше» в писательском доме по проезду Художественного театра, где, по словам авторов письма, П. Васильев избил поэта Дж Алтаузена, «сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками и угрозами расправы по адресу Асеева и других советских поэтов» [454] . По их мнению, «дебошир» «уже
453
Постановление Президиума Лен. союза советских писателей о поведении Б. Корнилова //Литературная газета. 1935. 10 января. С. 4.
454
Письмо в редакцию // Правда. 1935. 24 мая. С. 3.
Кстати, очевидцы конфликта Васильева с Алтаузеном описывают этот инцидент по-другому. И. Гронский вспоминал следующее: «На вечеринке, куда пригласили Васильева, один известный в то время поэт оскорбительно отозвался о знакомой Павлу Васильеву женщине, за что вполне справедливо поплатился пощечиной. Недруги Васильева, воспользовавшись этим, раздули скандал. Было заведено дело об избиении (!) Павлом ни в чем не повинного человека. И в результате этой чудовищной провокации Васильев был приговорен к исправительным работам» [455] .
455
Гронский И.Восхождение / Воспоминания о Павле Васильеве. С 201.
Заметим, что и у «избитого» поэта Дж Алтаузена характер был взрывной. Скажем, в конце двадцатых годов он позволял себе большие вольности в поведении, о чем свидетельствует письмо к нему Ф. Акульшина:
«Милый Джек!
Не сердись на меня. Я на тебя был сердит, что ты обозвал меня нехорошим словом в присутствии целой орды писателей.
Разреши мне прочитать тебе нотацию. Я ведь почти в два раза старше тебя, и вот только по старшинству я хочу тебя пожурить.
Постарайся выкинуть из своего лексикона такие слова, как: „сволочь“, „хам“ и т. п. грубости.
Неужели тебе приятно слушать такие слова в произношении других… Все это я говорю тебе, любя тебя» [456] .
20 июня 1935 года имя П. Васильева вновь появилось на страницах «Литературной газеты» [457] . Его вновь обвинили в антиобщественном поведении, но теперь его делу была придана серьезная политическая подоплека: «…П. Васильев, со свойственной ему кулацкой хитростью маневрировал, ловко используя каждый скандал, связанный с его персоной, не столько для того, чтобы выступить в роли кающегося грешника, сколько для того, чтобы раздуть шумиху вокруг своего имени». В статье сообщалось о том, что он был осужден за хулиганское избиение поэта Дж. Алтаузена и приговорен к полутора годам лишения свободы.
456
Письмо Ф. Акульшина Д. Алтаузену // РГАЛИ. Ф. 1203. Оп. 1. Д. 29.Л. 3–4.
457
Дельман.Подвиги П. Васильева //Литературная газета. 1935. 20 июня. С. 6.
Надо сказать, что П. Васильев вполне искренне раскаивался в своих поступках. Но смирить собственный характер сил у него не было. В 1935 году он признавался П. Северову: «Ей… богу… ну право же, честное-честнейшее слово, тот дебошир Васильев — не я. Тот страшный тип присосался ко мне, как осьминог к днищу корабля, и все время пытается замедлить мое движение или сбить с пути. Я делал глупости, а подхалимы ржут и визжат от восторга: „Браво, Пашка!“ Если бы я совершил какое-нибудь страшное преступление, ну, скажем, убил человека, — они взревели бы: „Гениально!“… Так вот, послушай меня и запомни: с ним будет покончено раз и навсегда. Это я говорю тебе, прежний „парень в ковбойке“, полный серьезных намерений и светлых сил» [458] .
458
Северов
…Его почему-то не арестовали в зале суда, и еще несколько дней он прожил дома. За ним приехали как-то вечером и, не дав собраться, увезли. На следующий день утром Е. Вялова позвонила на Петровку, 38, и ей разрешили поговорить с мужем по телефону.
Из колонии он отправил письмо тому, кто вольно или невольно способствовал трагической развязке судьбы поэта: «В Ваших глазах я, вероятно, похож сейчас на того скверного мальчика, который кричит „не буду, дядя“, когда его секут, но немедленно возобновляет свои пакости по окончании экзекуции…
Выпил несколько раз. Из-за ерунды поскандалил с Эфросом. Этот, по существу ничтожный… случай не привлек бы ничьего внимания, если б за несколько месяцев назад Вы своим письмом не вытащили меня на „самый свет“…
Вот уже три месяца, как я в Испр. Труд. Колонии при строительстве завода Большая Электросталь. Я работаю в ночной смене… Мы по двое таскаем восьмипудовые бетонные плахи на леса. Это длится в течение девяти часов каждый день. После работы валишься спать, спишь до „баланды“ и — снова на стройку… Я не хныкаю, Алексей Максимович, но зверская здешняя работа и грязь ест меня заживо, а главное, самое главное, лишает меня возможности заниматься любимым — литературой… Может ли быть заменена тюрьма высылкой в какие угодно края, на какой угодно срок? Я имею наглость писать эти строки только потому, что знаю огромные запасы любви к Человеку в Вашем сердце» [459] . Есть доказательства того, что М. Горький прочел письмо — на нем остались его пометы карандашом. О том, пытался ли он помочь Васильеву, никаких сведений нет. Во всяком случае, вскоре П. Васильев был переведен в Таганскую тюрьму в Москве, а оттуда — в рязанскую. «Не знаю, чем было вызвано подобное расположение, — писала вдова поэта, — но начальник тюрьмы был со мной крайне любезен. Он не только смотрел сквозь пальцы на наши частые и долгие свидания с заключенным мужем, но снабжал Павла бумагой и карандашами — давал возможность писать стихи» [460] .
459
Цит. по: Примочкина Н.Писатель и власть. С. 68.
460
Вялова-Васильева Е.«Про меня ж, бедового, спойте вы…». С. 187.
П. Васильеву удалось получить досрочное освобождение. О том, как это произошло, рассказал И. Гронский: «На каком-то банкете, устроенном в Кремле, ко мне подошел В. М. Молотов:
— Иван Михайлович, почему в журналах не видно произведений Павла Васильева?
— Вячеслав Михайлович, он в тюрьме сидит.
— Как в тюрьме?
— Вот так, — отвечаю, — как у нас люди сидят.
На другой день после нашего разговора П. Васильев был переведен из рязанской тюрьмы, где он отбывал заключение, в Москву и через два-три дня освобожден из-под стражи» [461] .
461
Там же.
Но недолго находился поэт на свободе — судьба его была предрешена. 6 февраля 1937 года он был арестован, а 15 июня приговорен военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу.
Тридцатые годы — период серьезных изменений в повседневной жизни советских писателей. Перемены эти во многом были связаны с созданием писательских организаций, на которые изначально были возложены задачи обустройства труда и быта литераторов. Сформировался новый социальный статус писателей. Власть своевременно оценила идеологический потенциал писательского труда и предоставила литераторам привилегии, которые во многом определили специфику их повседневной жизни по сравнению с представителями других профессиональных групп.
Деятельность Союза советских писателей, Литфонда и других писательских организаций и учреждений далеко не всегда была эффективна, о чем свидетельствовали многочисленные попытки их реформирования уже в первые годы существования. Так, ССП во многом был ориентирован не столько на решение творческих и социальных проблем писателей, сколько на сохранение собственных бюрократических структур и источников финансирования. Во многом он дублировал деятельность Литфонда, что порождало параллелизм в работе этих организаций и приводило к тому, что писатели обращались в Союз писателей по вопросам, формально находившимся в ведении Литфонда. Они пытались использовать ССП и Литфонд как некую кормушку, не безосновательно полагая, что эти организации были созданы для решения их материальных и бытовых проблем.