Повседневная жизнь средневековой Москвы
Шрифт:
Наряду с этим текущее управление городом — решение судебных дел, сбор налогов и пошлин — находилось в ведении наместников. Еще по завещанию Калиты город был разделен на трети между его сыновьями — Семеном, Иваном и Андреем, чтобы сохранить единство княжеского рода и установить статус столицы как общего достояния, которое князья должны совместно защищать. В каждой княжеской трети со временем появился свой наместник (в 1447 году в летописи упоминаются наместники князей Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского Федор Галицкий и Василий Чешиха). Наместник великокняжеской трети именовался «большим». М.Н. Тихомиров полагал, что тот обладал обширными судебными полномочиями: «Наместнику подчинялись по суду об убийствах все московские дворы без изъятия, в том числе дворы митрополита, великой княгини, монастырей и самого великого князя… Наместник с третником судил дела о душегубстве, о кражах с поличным, о нанесении бесчестья и т. п. Он же устанавливал для враждующих сторон “поле” — судебный поединок, весьма распространенный в
«Третное» управление оказалось очень живучим и просуществовало до XVI века, несмотря на то, что за это время целые ветви Московского великокняжеского дома прекратили свое существование. Дмитрий Донской сосредоточил в своих руках владение двумя третями, его двоюродный брат Владимир Андреевич Храбрый владел отцовской третью. В 1389 году, незадолго до смерти, великий князь заключил с братом договор, одним из пунктов которого стало участие великокняжеских наместников в судах, проводившихся наместниками Владимира Андреевича. По всей Москве теперь судили от имени одного государя — великого князя. Две московских трети Дмитрий Донской разделил между сыновьями: одна отошла старшему, Василию, другая — остальным сыновьям вместе. В результате князья владели ею «по годам», когда наместник каждого удельного князя собирал для него налоги и доходы. Так же разделил свою треть между сыновьями и Владимир Андреевич. В случае бездетной смерти удельных князей эти «годы» переходили к великому князю, а поскольку на протяжении XV века количество удельных князей постепенно сокращалось, то к концу столетия Москва почти целиком оказалась в руках Ивана III.{234}
Великий князь в духовной грамоте 1504 года передал две трети Москвы старшему сыну Василию, оговорив, что тот должен держать «на Москве болшего наместника по старине и как было при мне, а другово своего наместника держит на Москве на княж Владимирской трети Андреевича». «Годы» удельных князей были даны Василию III и другим сыновьям в совместное управление: «А держат сын мой Василий и мои дети меньшие Юрьи з братьею на тех годах на Москве своих наместников, переменяя пять лет, по годом». В дальнейшем удельные князья вовсе отказались от содержания наместников, довольствуясь доходами с судебных пошлин, которые поступали к ним от великого князя. Известны имена «больших» и «московских» («княж Володимерской трети Андреевича») наместников. В 1420—1440-х годах «большим» наместником был князь Юрий Патрикеевич, правнук основателя Литовского государства Гедимина, зять Василия I. Возможно, что он командовал с перерывом и какое-то время при юном Василии II был наместником видный боярин, потомок смоленских князей Иван Дмитриевич Всеволож. Впоследствии Всеволож рассорился с великим князем, перешел на сторону его дяди Юрия Дмитриевича Звенигородского, затем был схвачен и по приказу Василия II ослеплен. При Иване III наместником был боярин и князь Иван Патрикеев, сын Юрия Патрикеевича и двоюродный брат государя, а в начале XVI века эту должность занимал князь Даниил Васильевич Щеня, племянник И.Ю. Патрикеева. Тогда же наместником бывшей «трети» князя Владимира Храброго являлся князь И.В. Телеляш Ромодановский, о котором уже шла речь выше{235}.
«Третное» владение в последний раз упоминается в духовной грамоте Ивана Грозного (1572), где говорится о «большом» наместнике на Москве «по старине, как было при отце моем при великом князе Василье Ивановиче всея Росии, и как было при мне», и наместнике «на трети на княж Володимерской Андреевича Донскаго на Москве ж». Однако на этот раз все доходы с Москвы должны были поступить старшему сыну государя Ивану Ивановичу, а другой царевич, Федор Иванович, уже ничего не получал{236}.
Когда составлялось завещание Ивана Грозного, в Москве уже существовал Земский приказ, к которому должны были перейти обязанности наместников, в первую очередь сбор налогов и пошлин с тяглого, черного населения столицы. Не вполне понятно, как царь мыслил сосуществование наместников и Земского приказа. Историки считают, что «третное» управление было упразднено к 1569 году, когда в источниках впервые упоминается Земский приказ. Возможно, фраза о наместниках была механически перенесена в духовную царя из более ранних вариантов, составленных в то время, когда Земский приказ еще не существовал. В любом случае после его организации система управления городом была усовершенствована, но и тогда отличалась отсутствием централизации и административной неразберихой.
Земский приказ
Г.К. Котошихин характеризует функции Земского приказа в середине XVII века следующим образом: «А в нем ведомо московские посадцкие люди, и городы неболшие. Да в нем же ведомы на Москве и в городех дворовые места, белые и черные, и слободы, продажею и мерою, такъже и улицы мостят и чистят, а собирают мостовщину со всякого чину жилецких людей… А доходов в тот Приказ с Московских торговых людей, и з городов, и з записки продажных дворов и мест с 15 000 рублев в год; а росход бывает во всякие статьи. Да в том же Приказе ведомо Московские розбийные, и татиные, и всякие воровские приводные дела»{237}. Очевидно, эта сфера ответственности Земского приказа сложилась далеко не сразу, но уже в самом начале деятельности он занимался сбором налогов с тяглого населения и судом над ним, наблюдением за порядком в городе, соблюдением противопожарных мер и борьбой с пожарами, благоустройством города.
Земский приказ располагался на Красной площади, там, где ныне возвышается здание Исторического музея. В эпоху опричнины за рекой Неглинной был образован Новый земский приказ, который стоял на месте современного Манежа. Первоначально он ведал только территорией опричной Москвы, затем — всем Белым городом, а после 1612 года был упразднен. Немец-опричник Генрих Штаден называл Земский приказ «общей судной палатой» и «общим судным двором», полагая, что среди его функций судебные были самыми главными. Судным называет этот приказ и английский дипломат Флетчер. Штаден впервые называет имена руководителей приказа: Иван Долгоруков и Иван Мятлев. Первый — вероятно, князь Иван Михайлович Птица Долгоруков, который в 1579 году управлял Разбойной избой; второй — представитель старомосковского рода Иван Иванович Мятлев-Слизнев, начавший службу в 1555 году воеводой в Чебоксарах, затем в качестве воеводы участвовал в различных походах, а в 15б7-м был зачислен в опричнину. Можно предположить, что Мятлев совместно с Долгоруковым управлял опричным Земским двором. Однако тот же Штаден свидетельствует, что на нем был судьей Григорий Борисович Грязной. По-видимому, появление И.И. Мятлева в Старом земском приказе было связано с начавшимся после 1568 года проникновением опричных выдвиженцев в управленческий аппарат земских учреждений{238}.
К сожалению, архив Земского приказа до нас не дошел, лишь несколько разрозненных дел попали в фонды других учреждений. В Земском приказе, как и в других учреждениях, велись указные книги. Сохранились записи о пятидесяти двух указах с 1557 по 1588 год и с 1620 по 1649-й. 15 указов посвящены городскому землевладению: содержат запреты на распространение белого владения в черных слободах, распоряжения о «дачах» дворовых земель, решения о границах владений. Пять указов касаются взыскания долгов с посадских людей, четыре — противопожарных мер, два — ликвидации последствий пожара 1626 года. Остальные затрагивают различные правовые и административные вопросы управления городом и населением: регистрации извозчиков, организации торговли в праздничные дни, принятия мер против распространения эпидемии чумы, запрещения иноземцам приезжать для торга в Москву и т. д.{239}
Указ от 20 мая 1625 года был посвящен организации порядка принесения присяги («крестного целования»). 23 мая того же года был издан уже упоминавшийся указ о запрещении сходиться «на безлепицу» на Старое Ваганьково. 24 декабря 1627 года появился похожий указ великого государя патриарха Филарета Никитича: «Чтобы с кабылками не ходили и на игрище бы мирские люди не сходилися, тем бы смуты православным крестьяном не было бы, и коледы бы и овсеня и плуги не кликали». Видно, в XVII веке среди москвичей были весьма популярны народные игрища, восходящие к языческим временам. 7 декабря 1640 года москвичам было запрещено «биться в кулачки» — эту забаву власти также сочли неблагопристойной. Было велено приводить нарушителей в Земский приказ и «чинить наказание». Через тот же орган реализовывались уже известные нам указы об уничтожении «немецких ропат» в Белом городе, запрете «беломестцам» покупать дворы в черных слободах, ограничениях на раздачу «огородной» земли и т. д.{240}
Одна из челобитных, поданная в приказ 23 марта 1645 года, живо рисует бытовую драму москвича того времени. Протопоп Иоаким, настоятель церкви Святого Александра Невского, сообщал, что в 1634/35 году получил от государя пустое место в Китай-городе за Рыбным рядом, в углу Китайгородской стены, где и построил «хоромишка». Место оказалось крайне неудобным — «тесное и тиновато», «грязь и болотина непроходная».
К тому же священника сильно донимали соседи: «…нынешнее время в летнее рыбники на мое дворишко льют беспрестани воду, и от того беспрестани грязь, и хоромишка от того гниют». Можно себе представить, какие запахи стояли на дворе, куда сливалась вода из бочек с живой рыбой! «А в пожарное время, — продолжает Иоаким, — как толко грех учинится, и мне, богомольцу твоему, с женишкою и с детишками уйтить никуда не мочно». Протопоп просил дозволения продать этот двор в казну и купить новый. Государь был милостив к своему «богомольцу» — указал выкупить у него двор{241}.