Повседневная жизнь викторианской Англии
Шрифт:
Такой бар описал Диккенс в своей книге «Наш общий друг»: «Миссис Потерсон – душа, владелица и управительница, царила на своем троне около бара. Свободного места там было не больше, чем в повозке, но никто не хотел, чтобы бар был больше. Это место было занято тучными, маленькими бочонками, бутылками сердечного-лучистого… лимонами в сетках, бисквитами в корзинках… и маленьким столом хозяйки в тесном углу около камина, со скатертью, которая никогда не менялась. Этот рай был отделен от грубого мира стеклянными перегородками и половинкой двери со свинцовым
Богатые же пили вино и виски, а портвейн предпочитали пить после застолья. Джеймс Кравли, из книги «Ярмарка тщеславия», перестал считаться претендентом на наследство своей богатой родственницы, когда та увидела его пьющим джин с грубыми местными работягами.
«Если бы он выпил дюжину бутылок кларета, старая дева простила бы его. Мистер Фокс и мистер Шеридан пьют кларет. Джентльмены пьют кларет. Но восемнадцать стаканов джина, употребленные среди драчунов в неблагородном питейном доме, – это ужасное преступление в ее глазах!»
К середине XIX века в Англии были в продаже самые разнообразные вина, которые предназначались для обедов и ужинов в благородной компании. «Вишневый ликер подавался с супом и рыбой, кларет – с поджаренным мясом, пунш – к блюдам из черепахи, порт – к оленине. Бургундское – к дичи, искрящееся вино – между основным блюдом и кондитерским, мадера – к сладкому, еще один вид портвейна – вместе с сыром и десертом, так же как и токайское вино». Остальные напитки употреблялись по желанию.
Город продолжал расти и нуждался все больше в лошадях для перевоза пассажиров и тяжелых грузов, которые доставлялись сюда по железной дороге ежедневно. Люди шли пешком, брали кеб или садились на омнибус (по-латински – «для всех») – прототип современного двухэтажного автобуса. Его тащили лошади, так же как и конку, которая передвигалась по рельсам. Омнибусом и конкой пользовались в XIX веке люди достаточно обеспеченные, и ездить они начинали с восьми утра, когда все рабочие были уже на производстве. Оплата проезда здесь была дороже, чем стоил билет третьего класса на рабочих поездах.
«Кондуктор омнибуса отказался посадить меня вместе с леди, потому что, по его мнению, я была плохо одета. Я в этот день сильно торопилась и поэтому выглядела лохматой. Мне пришлось ждать следующего, на котором я и доехала».
Часто случалось, что водители не останавливались для плохо одетой публики. В лучшем случае они замедляли движение, позволяя запрыгнуть на подножку. Пассажиры второго этажа, куда они поднимались по чугунной лестнице, сидели под открытым небом на двух скамьях, располагавшихся спиной друг к другу, и упираясь ногами в горизонтальный внешний барьер. По негласному правилу это были места для мужчин. На дам, осмелившихся проехать на втором этаже, смотрели с явным неодобрением, как на не возражавших, что прохожие будут заглядывать им под юбки. Сара Дункан, автор книги «Американская девушка в Лондоне», сказала
«- Я полагаю, ты имеешь в виду в омнибусе.Не могла же ты, в самом деле, ехать на омнибусе, если только ты не была наверху! – миссис Портерис насмешливо улыбнулась.
– Вот именно! Я ехала наверху! – возразила я спокойно. – И это было здорово!
Миссис Портерис чуть не потеряла контроль над собой от такого неслыханного заявления. Губы ее заметно затряслись, и она сказала, еле сдерживая себя:
– Проехать через весь Лондон наверху омнибуса! Никогда больше не делай этого! Второй этаж – это не место для тебя! Ни за что и ни при каких обстоятельствах!»
Первый этаж негласно закреплялся за леди, но при плохих погодных условиях им предпочитали пользоваться и мужчины. Таких женщины рассматривали как вещь для удобства пассажирок. Та же Сара Дункан пишет:
«Их называли "джентльменами в углу". Его рука, или трость, или зонт всегда использовались любой леди, которая намеревалась позвонить в колокольчик, чтобы попросить остановиться. Казалось, что это была обязанность каждого, кто занимал угловое место, и каждый мужчина принимал это с покорностью».
По правилам этикета, которые сопровождали каждую сторону жизни, включая поездки, считалось, что мужчина не должен освобождать места для дам, но кондуктор, видя стоявших леди, постоянно спрашивал: «Может быть, кто-нибудь из джентльменов поднимется наверх и уступит место для леди?» – и сидевший, не выдержав давления со стороны взиравших на него дам, отправлялся наверх в холод и дождь.
Внутри омнибуса на первом этаже, лицом друг к другу, устанавливались сиденья на пять пассажиров с каждой стороны, покрытые синим бархатом. Сзади – окна, которые никогда не открывались, на полу – солома.
«Внутри вы подвергаетесь воздействию бесчисленных досадных раздражителей. Тростии зонты тыкаются вам в спину, как вежливое предупреждение, что кто- то хочет выйти и что вы должны дергать кондуктора за полу пальто или щипать его за икру с просьбой остановиться. Вы задыхаетесь от запаха влажных зонтов, пальцы ног отдавлены сходящими или входящими пассажирами. Ваши соседи кашляют и сморкаются, младенец орет, карманные воры шныряют рядом, мушки, таящиеся в грязной соломе, вот-вот угодят вам в рот или глаза, и при этом все кругом грохочет, дребезжит и трясется!»
Помимо мест на первом и втором этажах, было четыре сиденья рядом с кучером, которые он за чаевые резервировал для постоянных пассажиров. Кондуктор стоял на узкой ступеньке слева от двери, и в его обязанности в кринолиновую эру, помимо взимания платы, входило помогать дамам с их широкими юбками, которые с трудом проходили в узкий проход.
«- Неплохая работка! – подмигнул пассажир кондуктору.
– Как хорошо, что я женат! – ответил тот, почесывая затылок под высоким черным котелком. – Это место не для холостого!»