Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Брюнель-Лобришон Женевьева

БВЛ, с. 32–33

* * *

Отогнал он сон ленивый, Забытье любви счастливой, Стал он сетовать тоскливо: — Дорогая, в небесах Рдеет свет на облаках. Ах! Страж кричит нетерпеливо: «Живо! Уходите! Настает Час рассвета!» — Дорогая! Вот бы диво, Если день бы суетливый Не грозил любви пугливой И она, царя в сердцах, Позабыла вечный страх! Ах! Страж кричит нетерпеливо: «Живо! Уходите! Настает Час рассвета!» — Дорогая! Сколь правдиво То, что счастье прихотливо! Вот и мы — тоски пожива! Ночь промчалась в легких снах, День мы встретили в слезах! Ах! Страж кричит нетерпеливо: «Живо! Уходите! Настает Час рассвета!» — Дорогая! Сиротливо Я уйду, храня ревниво В сердце образ горделивый, Вкус лобзаний на устах, — С вами вечно я в мечтах! Ах! Страж кричит нетерпеливо: «Живо! Уходите! Настает Час рассвета!» — Дорогая! Сердце живо — В муке страстного порыва — Тем, что свет любви нелживой Вижу я у вас в очах. А без вас я — жалкий прах! Ах! Страж кричит нетерпеливо: «Живо! Уходите! Настает Час рассвета!»

БВЛ,

с. 33–34

* * *

Боярышник листвой в саду поник, Где донна с другом ловят каждый миг: Вот-вот рожка раздастся первый клик! Увы, рассвет, ты слишком поспешил… — Ах, если б ночь господь навеки дал, И милый мой меня не покидал, И страж забыл свой утренний сигнал. Увы, рассвет, ты слишком поспешил… Под пенье птиц сойдем на этот луг. Целуй меня покрепче, милый друг, — Не страшен мне ревнивый мой супруг! Увы, рассвет, ты слишком поспешил… Продолжим здесь свою игру, дружок, Покуда с башни не запел рожок: Ведь расставаться наступает срок. Увы, рассвет, ты слишком поспешил… Как сладко с дуновеньем ветерка, Струящимся сюда издалека, Впивать дыханье милого дружка. Увы, рассвет, ты слишком поспешил! Красавица прелестна и мила И нежною любовью расцвела, Но, бедная, она невесела, — Увы, рассвет, ты слишком поспешил!

БВЛ, с. 35

Гильем IX Аквитанский, граф де Пуатье

* * *

Желаньем петь я вдохновен О том, как горем я согбен: Не к милым доннам в Лимузен — В изгнанье мне пора уйти! Уйду, а сыну суждена — Как знать! — с соседями война. Рука уже занесена, Неотвратимая почти… Феод свой вновь не обрету, Но родичем тебя я чту, Фолькон Анжерский, — Пуату, А с ним и сына защити! Коли Фолькон не защитит Или король не охранит, — Анжу с Гасконью налетит, У этих верность не в чести! Тогда от сына самого — Ума и доблести его — Зависеть будет, кто — кого! Мужай, дитя мое, расти! А я в содеянных грехах Пред всеми каюсь. Жалкий прах, В молитвах и в простых словах Взываю ко Христу: прости! Я ради наслаждений жил, Но Бог предел мне положил, А груз грехов, что я свершил, Мне тяжек стал к концу пути. Забыв и рыцарство, и власть — Все, что вкушал я прежде всласть, — Готов к стопам творца припасть: Лица, Господь, не отврати! Прошу я каждого из тех, Кто помнит мой веселый смех, Роскошества моих утех: Когда умру, мой прах почти! Отныне мне не даст утех Ни беличий, ни куний мех. Мой графский горностай, прости!

БВЛ, с. 38–39

* * *

Сложу стихи я ни о чем, Ни о себе, ни о другом, Ни об учтивом, ни о том, На что все падки: Я их начну сквозь сон, верхом, Взяв ритм лошадки. Не знаю, под какой звездой Рожден: ни добрый я, ни злой, Ни всех любимец, ни изгой, Но все в зачатке; Я феей одарен ночной В глухом распадке. Не знаю, бодрствовал иль спал Сейчас я, — кто бы мне сказал? А что припадочным не стал, Так все припадки Смешней — свидетель Марциал! — С мышонком схватки. Я болен, чую смертный хлад, Чем болен, мне не говорят, Врача ищу я наугад, Все их ухватки — Вздор, коль меня не защитят От лихорадки. С подругой крепок наш союз, Хоть я ее не видел, плюс У нас с ней, в общем, разный вкус; Я не в упадке: Бегут нормандец и француз Во все лопатки. Ее не видел я в глаза И хоть не против, но не за, Пусть я не смыслю ни аза, Но все в порядке У той лишь, чья нежна краса И речи сладки. Стихи готовы — спрохвала Другому сдам свои дела: В Анжу пусть мчится как стрела Он без оглядки, Но прежде вынет из чехла Ключ для разгадки.

* * *

Нежен новый сезон: кругом Зеленеет лес, на своем Языке слагает стихи Всяк певец в листве, как ни мал; Все проводят в веселье дни, Человек же — всех больше шал. Но оттуда, куда влеком, Нет посланца с тайным письмом — Ни взыграй душой, ни усни; Та ль она, какую желал, Не узнав, останусь в тени; Прав ли я, пусть решит финал. Беспокойной нашей любви Ветвь боярышника сродни; Нет листочка, чтоб не дрожал Под холодным ночным дождем, Но рассвет разольется ал — И вся зелень вспыхнет огнем. Так, однажды, в лучах зари Мы закончить войну смогли, И великий дар меня ждал: Дав кольцо, пустила в свой дом; Жизнь продли мне Бог, я б держал Руки лишь под ее плащом. Мы с Соседом Милым близки, А что разные языки — Ничего: я такой избрал, Что на нем речь льется ручьем; О любви пусть кричит бахвал, Мы ж разрежем кусок ножом.

ПТ, с. 26–29

Маркабрюн

Встретил пастушку вчера я, Здесь, у ограды блуждая. Бойкая, хоть и простая, Мне повстречалась девица. Шубка на ней меховая И кацавейка цветная, Чепчик — от ветра прикрыться. К ней обратился тогда я: — Милочка! Буря какая Нынче взметается злая! — Дон! — отвечала девица. — Право, здорова всегда я, Сроду простуды не зная, — Буря пускай себе злится! — Милочка! Лишь за цветами Шел я, но вдруг, будто в раме, Вижу вас между кустами. Как хороши вы, девица! Скучно одной тут часами, Да и не справитесь сами — Стадо у вас разбежится! — Дон! Не одними словами, Надо служить и делами Донне, восславленной вами. Право, — сказала девица, — Столько забот со стадами! С вами пустыми речами Тешиться мне не годится. — Милочка, честное слово, Не от виллана простого, А от сеньора младого Мать родила вас, девица! Сердце любить вас готово, Око все снова и снова Смотрит — и не наглядится. — Дон! Нет селенья такого, Где б не трудились сурово Ради куска трудового. Право, — сказала девица, — Всякий день, кроме седьмого — Дня воскресенья святого, Должен и рыцарь трудиться. — Милочка, феи успели Вас одарить с колыбели, — Но непонятно ужели Вам, дорогая девица, Как бы вы похорошели, Если б с собою велели Рядышком мне приютиться! — Дон! Те хвалы, что вы пели, Слушала я еле-еле, — Так они мне надоели! Право, — сказала девица, — Что бы вам там ни хотели, Видно, судьба пустомеле В замок ни с чем воротиться! — Милочка, самой пугливой, Даже и самой строптивой Можно привыкнуть на диво К ласкам любовным, девица; Судя по речи игривой, Мы бы любовью счастливой С вами могли насладиться. — Дон! Говорите вы льстиво, Как

я мила и красива, Что же, я буду правдива: Право, — сказала девица, — Честь берегу я стыдливо, Чтоб из-за радости лживой Вечным стыдом не покрыться. — Милочка! Божье творенье Ищет везде наслажденья, И рождены, без сомненья, Мы друг для друга, девица! Вас призываю под сень я, — Дайте же без промедленья Сладкому делу свершиться! — Дон! Лишь дурак от рожденья Легкой любви развлеченья Ищет у всех в нетерпенье. Ровню пусть любит девица. Исстари общее мненье: Если душа в запустенье, В ней лишь безумье плодится. — Милочка! Вы загляденье! Полно же без сожаленья Так над любовью глумиться. — Дон! Нам велит Провиденье: Глупым — ловить наслажденье, Мудрым — к блаженству стремиться!

БВЛ, с. 42–44

Серкамон

* * *

Ненастью наступил черед, Нагих садов печален вид, И редко птица запоет, И стих мой жалобно звенит. Да, в плен любовь меня взяла, Но счастье не дала познать. Любви напрасно сердце ждет, И грудь мою тоска щемит! Что более всего влечет, То менее всего сулит, — А мы за ним, не помня зла, Опять стремимся и опять. Затмила мне весь женский род Та, что в душе моей царит. При ней и слово с уст нейдет, Меня смущенье цепенит, А без нее на сердце мгла. Безумец я, ни дать ни взять! Всей прелестью своих красот Меня другая не пленит, — И если тьма на мир падет, Его мне Донна осветит. Дай бог дожить, чтоб снизошла Она моей утехой стать! Ни жив ни мертв я. Не грызет Меня болезнь, а грудь болит. Любовь — единый мой оплот, Но от меня мой жребий скрыт, — Лишь Донна бы сказать могла, В нем гибель или благодать. Наступит ночь, иль день придет, Дрожу я, все во мне горит. Страшусь открыться ей: вот-вот Отказом буду я убит. Чтоб все не разорить дотла, Одно мне остается — ждать. Мне б лучше сгинуть наперед, Пока я не был с толку сбит. Как улыбался нежный рот! Как был заманчив Донны вид! Затем ли стала мне мила, Чтоб смертью за любовь воздать? Томленье и мечты полет Меня, безумца, веселит, А Донна пусть меня клянет, В глаза и за глаза бранит, — За мукой радость бы пришла, Лишь стоит Донне пожелать. Я счастлив и среди невзгод, Разлука ль, встреча ль предстоит. Всё от нее: велит — и вот Уже я прост иль сановит, Речь холодна или тепла, Готов я ждать иль прочь бежать. Увы! А ведь она могла Меня давно своим назвать! Да, Серкамон, хоть доля зла, Но долг твой — Донну прославлять.

БВЛ, с. 40–41

Джауфре Рюдель

* * *

Мне в пору долгих майских дней Мил щебет птиц издалека, Зато и мучает сильней Моя любовь издалека. И вот уже отрады нет, И дикой розы белый цвет, Как стужа зимняя, не мил. Мне счастье, верю, царь царей Пошлет в любви издалека, Но тем моей душе больней В мечтах о ней — издалека! Ах, пилигримам бы вослед, Чтоб посох страннических лет Прекрасною замечен был! Что счастья этого полней — Помчаться к ней издалека, Усесться рядом, потесней, Чтоб тут же, не издалека, Я в сладкой близости бесед — И друг далекий, и сосед — Прекрасной голос жадно пил! Надежду в горести моей Дарит любовь издалека, Но грезу, сердце, не лелей — К ней поспешить издалека. Длинна дорога — целый свет, Не предсказать удач иль бед, Но будь как Бог определил! Всей жизни счастье — только с ней, С любимою издалека. Прекраснее найти сумей Вблизи или издалека! Я бы, огнем любви согрет, В отрепья нищего одет, По царству сарацин бродил. Молю, о тот, по воле чьей Живет любовь издалека, Пошли мне утолить скорей Мою любовь издалека. О, как мне мил мой сладкий бред: Светлицы, сада больше нет — Всё замок Донны заменил! Слывет сильнейшей из страстей Моя любовь издалека, Да, наслаждений нет хмельней, Чем от любви издалека! Одно молчанье — мне в ответ, Святой мой строг, он дал завет, Чтоб безответно я любил. Одно молчанье — мне в ответ. Будь проклят он за свой завет, Чтоб безответно я любил!

БВЛ, с. 47–48

Клара Андузская

* * *

Заботами наветчиков моих, Гонителей всей прелести земной, Гнев и тоска владеют нынче мной Взамен надежд и радостей былых. Жестокие и низкие созданья Вас отдалить успели от меня, И я томлюсь, в груди своей храня Боль смертных мук, огонь негодованья. Но толков я не побоюсь людских. Моя любовь — вот гордый вызов мой. Вы жизнь моя, мне жизни нет иной, — Возможно ли, чтоб голос сердца стих? Кто хвалит вас, тому почета дань я Спешу воздать, превыше всех ценя. Зато вскиплю, зато невзвижу дня, Промолви кто словечко в порицанье. Пусть тяжко мне, пускай удел мой лих, Но сердце чтит закон любви одной, — Поверьте же, я никакой ценой Не повторю другому слов таких. Есть у меня заветное желанье: Счастливого хочу дождаться дня, — Постылых ласк угрозу отстраня, Себя навек отдать вам в обладанье. Вот, милый друг, и все мои писанья, Примите их, за краткость не браня: Любви тесна литых стихов броня, И под напев не подогнать рыданье.

БВЛ, с. 179

Бернарт де Вентадорн

Коль не от сердца песнь идет, Она не стоит ни гроша, А сердце песни не споет, Любви не зная совершенной. Мои кансоны вдохновенны — Любовью у меня горят И сердце, и уста, и взгляд. Готов ручаться наперед: Не буду, пыл свой заглуша, Забыв, куда мечта зовет, Стремиться лишь к награде бренной! Любви взыскую неизменной, Любовь страданья укрепят, Я им, как наслажденью, рад. Иной такое наплетет, Во всем любовь винить спеша! Знать, никогда ее высот Не достигал глупец презренный. Коль любят не самозабвенно, А ради ласки иль наград, То сами лжелюбви хотят. Сказать ли правду вам? Так вот: Искательница барыша, Что наслажденья продает, — Уж та обманет непременно. Увы, вздыхаю откровенно, Мой суд пускай и грубоват, Во лжи меня не обвинят. Любовь преграды все сметет, Коль у двоих — одна душа. Взаимностью любовь живет, Не может тут служить заменой Подарок самый драгоценный! Ведь глупо же искать услад У той, кому они претят! С надеждой я гляжу вперед, Любовью нежной к той дыша, Кто чистою красой цветет, К той, благородной, ненадменной, Кем взят из участи смиренной, Чье совершенство, говорят, И короли повсюду чтят. Ничто сильнее не влечет Меня, певца и голыша, Как ожиданье, что пошлет Она мне взгляд проникновенный. Жду этой радости священной, Но промедленья так томят, Как будто дни длинней стократ. Лишь у того стихи отменны, Кто тонким мастерством богат, Взыскует и любви отрад, Бернарт и мастерством богат, Взыскует и любви отрад.