Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме

Гуревич Даниэль

Девушка, свадьбу отсрочь, хоть вы и торопитесь оба: В малой отсрочке теперь радость большую найдешь. К битвам оружье ведет, а битвы противны супругам: Спрячут оружье — для вас будет примета к добру [172] .

Далее, это дни, посвященные покойным родителям (dies parentales) в феврале; дни, когда открыта преисподняя (mundus patet) — 25 августа, 5 октября, 8 ноября. Некоторые периоды в году считаются неблагоприятными: месяц май (с праздником смерти — Лемуриями) и первая половина июня, когда открыт храм Весты [173] ; конечно, не случайно именно в это время жрицам (весталкам и фламиникам) требуется исполнять особые обязанности или особым образом себя вести. Вторые две недели июня, напротив, благоприятны (utili) для свершения брака

172

Овидий.

Фасты, III, 393–396.

173

Там же, V, 487–490; VI, 219–234; Плутарх. Римские вопросы, 86.

Как для невест молодых, так и для их женихов [174] .

В городе запреты были вызваны религиозными причинами, в деревне же это время напряженных сельскохозяйственных работ, так что свадьбы, видимо, предпочитали справлять зимой.

Накануне свадьбы [175] девушка приносит свое платье в жертву Фортуне Девичьей, а дома — свои игрушки семейным богам. В тот же день женщины, живущие в доме, готовят ее к церемонии. Волосы причесывают особым образом на манер весталок: делят на шесть прядей загнутым наконечником копья, а затем собирают на макушке в виде конуса, перевязанного шерстяной лентой. Голова покрыта фатой цвета пламени (flammeum), не закрывающей лица, и увенчана цветами [176] . Невеста надевает tunica recta — платье, сотканное по древнему способу, подпоясанное шерстяным поясом со сложным узлом — так называемым узлом Геркулеса, который муж должен развязать, своеобразным магическим оберегом. На ногах у нее туфли шафранового цвета (lutei socci). Часто подготовка к свадьбе была моментом нежного расставания невесты с женщинами своей фамилии: тут и советы, и ласки, и добрые пожелания.

174

Овидий. Фасты, VI, 224.

175

Обряды инициации римских девушек нам почти неизвестны: из кое-каких намеков вроде упоминания про «счастливою девичьею кровью Анны рощицу щедрую Перенны» (Марциал. Эпиграммы, IV, 64, 16–17; см. также Овидий. Фасты. III, 524–696) не удается составить ничего связного.

176

Катулл, 61.

Свадьба

Свадебная церемония начиналась в доме невесты [177] , где собирались гости. Друзья и клиенты от приглашения отказаться не могли, оно налагало на них обязательство (officium). На рассвете приступали к гаданиям, чтобы увериться в одобрении богов. Возможно, новобрачные обменивались какими-то символическими словами. Затем «пронуба» — подружка невесты, женщина, бывшая замужем лишь один раз и не вдовая, — соединяла руки (dextrarum iunctio) в знак обоюдного доверия. После этого супруги приносили брачную жертву. Каких именно богов ублажали, точно неизвестно — скорее всего, Юнону, Теллура и Цереру. Далее следовало подписание договоров о приданом, которые свидетели заверяли своими печатями. Наступал момент поздравлений и подарков от семейства, друзей и рабов; первая часть празднества завершалась большим пиром.

177

Свадьба по обряду конфарреации справлялась гораздо торжественнее и сложнее, в присутствии великого понтифика, фламина Юпитера и десяти свидетелей, причем исполнялись специальные обряды, произносились особые слова (cum certis et solemnibus verbis), приносились многочисленные жертвы, в том числе полбяный хлеб, давший название этому виду брака (Гай. Институции, 1, 112).

Вечером новобрачную отводили в дом к супругу (женитьба так и называлась: «привести жену» — ducere uxorem). Именно это шествие — deductio in dome mariti — при свете факелов, пении озорных песенок и довольно загадочных заклинаний «Hymen Hymenae» и «Talasio», под градом бросаемых орехов и составляло важнейшую часть бракосочетания [178] , ибо гласно свидетельствовало о начале совместной жизни. Новобрачная шла в сопровождении нескольких человек, в том числе трех детей, оба родителя которых были живы. Один из них нес зажженный факел из особой породы дерева — белого терновника (spina alba)), двое других держали невесту за руки. Сама невеста или домашний эконом несли прялку и веретено — символы идеальных, почти священных домашних обязанностей, которые супруга будет выполнять или которыми будет руководить в новом доме [179] .

178

Дигесты, XXIII, 2, 5; Овидий. Героиды, 14, 10.

179

Плутарх. Римские вопросы, 31.

Когда новобрачная подходила к дому супруга, она по обряду поливала дверные косяки и украшала их шерстью. Затем, если брак совершался «через покупку» (coemptio), она произносила ритуальную формулу: «Ubi tu Gaius, ego Gaia» — «Где ты, Гай, там и я, Гайя» (женская форма от Гай) [180] . В тот же самый момент, перед входом в дом, новобрачная давала три асса: один мужу, другой клали на очаг дома, испрашивая милость живших там «домашних Лар», третий кидали на алтарь ближайшего перекрестка [181] .

Это был знак вхождения в чету, в дом и в соседство.

180

¹⁸⁰Иными словами: «Где ты будешь господином и хозяином, там я буду госпожой и хозяйкой», что любопытным образом уравнивает супругов. Ср.: Плутарх. Римские вопросы, 30.

181

Ноний, с. 852L.

Затем невесту переносили через порог и там, in limine («в ограде») — очевидно, в атрии — супруг принимал супругу, передавая ей огонь и воду [182] . Этот важнейший ритуал делал невесту супругой — his nova fit coniunx, по выражению Овидия [183] , который указывает, что огонь и вода — «причина жизни» (vitae causa), а их утрата — характерная черта изгнания. И действительно, в античности огонь и вода необходимы для жизни не только в бытовом плане (само собой!), но и в культовом, поскольку на их разделе основан общий домашний культ: Пенатов, домашних Лар и Гения [184] . После этого, как считается, новобрачная может узнать слова, которым учатся в браке (nupta verba) — названия мужского (mentula) и женского (cunnus) членов. Пора нам прочесть стихи Катулла:

182

Варрон. О латинском языке, 5, 61; Плутарх. Римские вопросы, 1.

183

Овидий. Фасты, IV, 787–792.

184

Впрочем, общность семейного культа (культа предков) существует только во «врученном» браке.

Ручку тонкую девушки Бросьте, мальчики-спутники! К ложу мужнину пусть идет! Вы же, добрые женщины, Старикам своим верные, Уложите вы девушку! Время! Можешь идти, супруг! В спальню мужа взошла жена! … …Но уходит день… Так не медли же боле! … Дверь закройте, о девушки! Будет праздновать. Добрая, Ты счастливой живи, чета, Приноси постоянные Жертвы юности бодрой! Будьте счастливы — юную силу Занимайте даром, многим данным [185] .

185

Катулл, 61, 181–235.

На другой день супруга приносит первые жертвы богам своего нового дома, а вечером происходит repotio — ужин и пирушка в доме новобрачных, где опять пьют за их здоровье, причем жена должна выйти уже в одежде матроны [186] .

Эта церемония касается только законного брака, то есть брака между свободными, обладающими ius conubii. Значительная же часть брачных союзов — между рабами, многие браки вольноотпущенников, сожительство солдат — были конкубинатом (contubernium).

186

Варрон. О латинском языке, VI, 84; Гораций. Сатиры, II, 2, 60; Авл Геллий, II, 24, 14; Макробий. Сатурналии, 1, 15, 22.

Мать в семействе

Выйдя замуж, девушка с ранних лет уходила из родительского дома и жила с мужем, но с некоторых пор молодожены почти никогда не жили и в доме отца мужа. В знатных семьях семейная жизнь часто бывала крайне запутанной: если вдова, имеющая детей, не желала оставаться женой одного мужа (univira, что было традицией и в некотором роде идеалом), ее детям грозили неприятности — не столько психологические, сколько связанные с наследством. Но если мать поселялась у молодоженов, то есть у сына, который, как сирота своего отца, был главой семейства и «в своем праве», или даже не жила, но часто гостила у него, для супруги присутствие свекрови часто бывало тяжело. Кроме того, поскольку мужчины женились по нескольку раз, после них часто оставались молодые вдовы, что приводило к соперничеству; часто между супругами была большая разница в возрасте; наконец, дети от разных браков иногда воспитывались вместе под надзором одной женщины, так что получались сложнейшие семейные переплетения.

Материнская опека над малышами была чисто теоретической; неизвестно даже, какую роль играла мать в отказе от нежеланных детей. Если же ребенка оставляли, над маленьким римлянином надзирали самые разные женщины, исполнявшие разные обязанности, так что отношения с родителями для него были лишь одними из многих. На нижней ступеньке социальной лестницы мать-рабыня была полностью лишена права голоса: папирус 3784 из Оксиринха (III в. н. э.) уведомляет, что Аврелия Сеносирида желает продать Исидору, Лампротиху тож, которой в указанном году исполнилось двенадцать лет, светлокожую, с длинными прямыми волосами, дочь Александры — рабыни той же хозяйки. Эта девица продавалась впервые; покупатель нашелся, и она была разлучена с матерью.