Повстанец
Шрифт:
– Будь уверена, это не пройдет ей даром, – успокоила меня Элизабет, примирительно улыбнувшись. – Она же знала, что Джейми хочет, чтоб сын попал к тебе. Могла бы намекнуть Лефевр, что не стоит так усердствовать.
– Вот, о чем я и говорю, – кивнула я. – Мисс Норингтон пора на покой. Я и императрице об этом намекну. Не годится делать такие промашки в таком ответственном деле.
– Ты уже получила приглашение? – сменила тему собеседница. – До приема уже не так много времени осталось.
– Еще нет, а ты?
– Нет, – она отрицательно мотнула головой. – Нашей императрице
– Что за коварные вопросы, Элизабет? – возмутилась я. – Наша императрица – это наша надежда на мир и процветание. Я желаю видеть ее на престоле до моей собственной смерти, и чтоб еще моим детям жить при ее правлении.
– Да, это чистая правда, – согласилась мисс Йорк, тоже посерьезнев. – В интересах нашей партии, чтоб правила именно она, а не ее сестра, в чью пользу должен перейти престол. Кстати, прием у меня уже в субботу. Ты готова к своей новой роли?
– Я хотела поговорить об этом, – начала я, подбирая правильные слова. Подруги матери мне еще пригодятся, несмотря ни на что. – Я не буду вступать в вашу партию.
– Что? Почему? – удивленно спросила женщина, подавшись вперед. – Наоми, я думала, это вопрос решенный. Мы ждали только твоего совершеннолетия. Разве ты не хочешь сделать жизнь мужчин лучше? Ведь у тебя теперь их двое, ты должна понимать, что…
– У меня их трое, – уточнила я, сдерживая улыбку. – И именно потому, что я желаю сделать жизнь мужчин Либры лучше, я не вступлю в вашу партию.
– Это твоя новая дружба с Николсон, да? – Элизабет сузила глаза, чувствуя, как видно, что из рук ускользает огромный капитал в моем лице. – Это она тебе заморочила голову? Подумай, Наоми, разве могут амазонки что-то знать о мужчинах, если вообще не имеют с ними никаких отношений?
– Нет, Элизабет, – отрицательно мотнула головой я. – Ты неправильно понимаешь, к ним я тоже не примкну. Что бы там ни говорили в свете. Я, в самом деле, общаюсь с Натали, но исключительно по вопросам расследования нападения на офис. Она просто держит меня в курсе.
– В чем же дело? Почему ты передумала? – не понимала собеседница, теперь глядя на меня растерянно. – Может, тебе нужно время? Я не тороплю. Это ответственный шаг.
– Меня всерьез волнует положение мужчин в Либре, – начала я. – То, что они абсолютно бесправны – неправильно. Мы живем в двадцать четвертом веке и должны хоть чем-то отличаться от своих предшественниц. Но ни либеральная партия, ни повстанцы не думают о мужчинах, об их свободе. У меня вообще складывается впечатление, что всех устраивает существующий порядок, и никто не хочет ничего менять.
– Ты рассуждаешь верно, – закивала Элизабет. – Но почему тебе кажется, что мы не думаем о мужчинах? Мы очень многое сделали для них за последние годы. Открыто множество школ и больниц. Смягчены наказания за небольшие проступки и увеличен штраф за жестокое обращение с ними.
– Это все не то, – я отрицательно мотнула головой. – Я хочу, чтоб мужчины получили свободу. Чтоб их труд оплачивался деньгами. И чтоб они не носили ошейники. Ваша партия может внести такие требования?
– Это слишком
– Элизабет, повстанцы уже давно ничего не проповедуют, – я вздохнула, качая головой. – Ты права, это просто шайка анархистов, цель которых – хаос. О мужчинах тут вообще речи нет. Они лишь предлог. Но разве из-за того, что бандиты спекулируют этим, мы должны забыть прежние идеалы предшественниц?
– Если ты вступишь в нашу партию, то сможешь вынести эти вопросы на собрании сама, – предложила собеседница, задумавшись над моими словами. – Возможно, мы сможем внести предложение об отмене двух последних уровней. Но вряд ли кто-то будет всерьез воспринимать предложение снять ошейники вовсе.
– А что в этом особенного? – я отрицательно покачала головой. – При желании мужчина может убить и в ошейнике. Натали мне рассказала о нескольких случаях. Если мужчина задумал убийство, то он хладнокровен и ошейник не сигнализирует об опасности, а жертва не успевает активировать его. Чаще мужчины убивают своих хозяек, когда те спят. Ошейник больше не гарантируют нам безопасность. Это пережиток прошлого, просто еще один способ унизить мужчин, а они и без того уже унижены дальше некуда. Скоро они озлобятся и вовсе станут неуправляемыми. Перестанут доверять нам. Вот тогда появятся настоящие повстанцы, что будут просто убивать своих мучительниц, без лозунгов и не объединяясь. Просто наши мужчины, те, что сейчас есть почти в каждом доме, однажды устанут от издевательств и восстанут. И это случится, дай только время. Они же не звери и не андроиды, они такие же как мы, а значит, им надоест все это.
– Все же Натали тебя сбивает с правильного пути, – заметила Элизабет. – Убийства были всегда, наше общество еще не идеально. Нужно ужесточить ответственность за плохое обращение с мужчинами, тогда и мстительных убийц станет меньше.
– Вы, либералки, не далеко ушли от амазонок, – ответила я. – Вы все видите решение проблемы в ужесточении правил. Они – для мужчин, вы – для женщин. А нужно не ужесточать правила и наказания, надо дать мужчинам свободу. Тогда они не будут вещами, безмолвными игрушками. Равноправие повлечет за собой ответственность. Нельзя безнаказанно издеваться над равным тебе человеком. И запирать их не нужно. Они должны стать абсолютно свободны, как мы.
– Это радикализм, Наоми, – предупредила Элизабет. – Опасно высказывать всерьез такие суждения. Дальше нужно будет дать мужчинам права, чтоб могли выбрать власть и участвовать в политической жизни страны. А там, глядишь, и в парламенте появятся мужчины. Ты хочешь вернуть нас в прошлое? Когда мужчины правили и разрушали все вокруг?
– Нет, я хочу двигаться в будущее, где нет рабства, – ответила я. – Я создам свою партию.
– Ты? – собеседница немало удивилась. – Ты не политик. У тебя нет нужных знаний.