Повторение пройденного… Былинки

Раков Александр Григорьевич

Мне повезло – и я вырвался. Но многие, пройдя этот путь, так и не смогли подняться с колен и бороться за себя. Правильно утверждал классик коммунизма: «Жизнь есть борьба».

У лесной дороги, гляньте сами, – жизнь, похоже, очень нелегка: вся покрыта крупными корнями зримо, словно венами рука. И в дожди, и в зной, и даже в стужу под землей идет незримый бой: если корни вылезли наружу, значит, нет им жизни под землей. Перевиты, скручены и сжаты, лезут в пустоту из темноты. Так на берег, ужасом объяты, вылетают стаями киты. А вокруг – повсюду – пенье птичье, яркое цветенье – напоказ, как декоративное обличье мрачных дел, скрываемых от глаз. Может быть, я пристальнее буду видеть жизнь не внешней, а такой? «Жизнь – борьба». Всегда борьба и всюду. Даже там, где видимый покой.

Александр Волобуев

Но долгое барахтанье в болоте отнимает все силы, и даже оказавшись на суше, люди не смогли преодолеть синдрома страха перед жизнью –

и жизнь свою доживают мертвыми.

Отгуляли, кажется, ребята.Охаем да чай горячий пьем.Водочка ни в чем не виновата.Сами виноватые во всем.Но зато какие были речи,добрые хорошие слова!..А теперь опущенные плечии совсем больная голова.Ни о ком не скажешь – мол,бездельник, но никто не сделал ничего.И не жалко пролетевших денег,времени вот жалко своего.Глупая российская безпечность!Снова удивили белый свет.Думаем, у нас в запасе вечность,вечности у нас как раз и нет.Да ее, пожалуй, и не будет…Потому, заботясь о судьбе,нас никто пристрастней не осудит,чем мы сами судим о себе.Сергей Чухин † 1984

Брат Эдик

Друг нам дороже брата иногда

Как в детстве мне хотелось иметь старшего брата! Пацаны, у которых были братья, в нашей дворовой компании считались выше – к их заработанному авторитету непременно добавлялся авторитет брата, а если брат был хоть чем-то знаменит во дворе, а лучше – в районе, к такому пацану относились с двойным уважением. И трогать боялись – брат заступится, по шее надает, мало не покажется. Вот и я мечтал о старшем брате; он был бы старше ненамного, лет на несколько, и стал бы мне и в играх товарищам, и в учебе помощником, и наставником, и, конечно, моим главным кумиром.

Брат

Заметок о нем не ищите,Со звездами он не знаком,Игравший на левом, в защите.В «Динамо». Не важно в каком…Пускай наше поле покато.Зато – под Стрельцова сутул —Линялой футболкою братаСтирал я потеки со скул.На узкой дворовой площадке,От воли немного шальной,В атаку я шел без оглядкиИ верил, что брат за спиной.Незримо, и все-таки рядом.И коль я сыграл невпопад,Рискуя, в шпагате, подкатомИсправит ошибку мой брат…Площадка асфальтом подмята.От схваток былых ни следа.Но слышу дыхание брата.И верю ему.Как тогда.Владимир Максимов

Да нет, тут и сравнивать нечего: сестра в подметки не годилась моему брату. Не могла мальчишкой родиться, тоже мне! Мамино время только ворует: то ей косу заплети, то белый школьный передник погладь, то у нее с математикой плохо, то втюрится в кого-то – одна морока с ней… Был бы у меня брат, он бы учился на одни пятерки. Ну, может, это я хватил – не люблю я выпендрёжек-отличников, но уж на хорошиста, зуб даю, он бы точно тянул. И спортсменом-разрядником, или даже кандидатом в мастера спорта. Ох, аж дух захватило, как представил: идем мы с ним по нашей улице, а все ребята и девчонки глаза вытаращили: оторваться не могут от его значка на выпуклой груди: «Мастер спорта по боксу»! Или пусть по плаванию, теннису, только не по шахматам – не признавали пацаны шахматы за спорт – и все тут. А потом я хвастался бы друзьям: «Ты знаешь, какой у него удар правой? Смертельный! Тренер даже запретил ему проводить хук правой рукой – убьет!» И я показывал этот самый хук, каким себе его представлял. Наверное, в наших потасовках мне и доставалось меньше, хоть и был я тщедушным, но задиристым: помнили о смертельном хуке старшего брата.

Ну, и дружбаки у меня были классные – Лёнька из шестого дома, у него еще велик был, и Витька Басов, мы с ним неразлей-вода, в одном классе на одной парте сидели. Я за них что хошь отдам, даже дареный старшиной одним ножик со многими лезвиями. Одно, правда, поломано. Жалко, но ради друзей помучаюсь-помучаюсь – и отдам, ей-Богу, отдам!

Друг

нам дороже брата иногда.Да что там иногда!..Дороже брата.Об этом хорошо спросить солдата,Который брал когда-то города.Наверное, не трудно догадаться,Что скажет вам в ответ такой солдат.Брат может другом вдруг не оказаться,Зато уж друг – он непременно брат.А нас учили близких всех любить.Ну как тут быть?А надо быть солдатом.Брат настоящим другом должен быть,Когда он хочет оставаться братом.В любви и в равнодушии вольныМы перед совестью и небесами.Все дело в том, что братья нам даны.Друзей себе мы выбираем сами.Марк Лисянский

…Ба, вспомнил! Да есть у меня брат, как не быть! Всю жизнь о брате мечтал, а у меня родной брат-то есть! Память подводит, что ли… Но чем-то не понравился я ему еще со младенчества, поэтому и не захотел он превращаться в старшего брата – опору и защиту в детстве, советчика в отрочестве и примера для подражания во всей оставшейся жизни.

Что было с нами – не судить. И разве время виновато, что можно Родину любить и не узнать родного брата.

Ярослав Васильев

Не сошлось где-то, не сложилось – и дороги наши теперь только на кладбище пересекаются, когда родных хороним. Так и прожил я один, спотыкаясь и мучаясь. Да чего уж вздыхать – жизнь почти позади, мы с ним на последнюю финишную дорожку вышли. А кто первым ленточку порвет, про то один Господь ведает…

Братья

Вблизи, а может быть, вдали, взаправду или врут, —Два брата посреди земли без счету лет живут.Один – разгулен и богат, умен, глумлив и сыт.Он голова, он старший брат, язычник-прозелит.Он тароват, он даровит, он знает что почем.Он по завету суд вершит, но смотрит – палачом.Другой – тщедушен и влюблен, как майский соловей.Он кормит галок и ворон любовию своей.Он младший, неудалый брат, безпечен и блажен:То будто облаком объят, то не встает с колен.Его молитвы – как стихи, а слезы – ни о чем.Зарос травою до стрехи его нескладный дом.Но брат без брата все ж пока не могут жить никак:Жалеет умный дурака, а умного – дурак.Юрий Савченко

«Каждый пишет, как он дышит»

История опечаток началась, естественно, с первопечатника Иоганна Гутенберга, который и стал первоопечатником, – пишет журналист Татьяна Трубецкая. В 1561 году был опубликован 172-страничный трактат «Мессы и их построение», в котором 16 страниц занимал список опечаток.

В советские времена опечатка в газете могла подвести журналиста под статью 58–10 – контрреволюционная пропаганда или агитация. Несмотря на страх, ошибки все равно проскакивали сквозь усталые глаза редакторов: «предатель» вместо «председатель», «истерический» вместо «исторический» и «кассовый» вместо классовый». Случались вещи и пострашнее. Так, «Челябинский рабочий», публикуя в 1936 году резолюцию областного съезда Советов, сообщил «про успехи, достигнутые под куроводством партии Ленина-С талина»… «Иркутская неделя» в 1939 году отличилась фразой: «Лениным владела неумная идея переделать мир»: из слова «неуёмная» вылетела буква «ё»…

Всё перемелется, всё перетрётся.Вспыхнет зарница на Калке-реке.Буйно словарный запас разрастётсяЧертополохом в родном языке.Свет заслоняют чужие глаголыВетхим былинкам людского добра…Батюшки-светы, вернулись монголы.Снова на брань собираться пора.Только скажите, куда собираться?Что ты?! Туда же, на Калку-реку.Смертно за Русскую Правду сражаться,Вещее Слово писать о Полку.Евгений Семичев