Повторение пройденного

— Шансов практически нет, или мало до прискорбия — где-то один к ста, не больше, и то при самом оптимистическом раскладе. Упущено время, а оно невосполнимо, и банально простая нехватка сил как раз на этот самый момент. Три-четыре дня — и ситуация осталась неразрешимой на два с половиной года. К тому же, как всегда вмешался пресловутый человеческий фактор — наши генералы только на войне воевать учатся.

Сидящий перед компьютером человек усмехнулся, в левой руке была зажата «мышка», которой он ловко управлялся, водя курсором по экрану, на который была выведена карта, причем

с обозначенными на ней боевыми действиями, в виде красных и синих стрелок, кружков, вытянутых линий, всевозможных значков и цифр. А вот правой руки не имелось, обрубок до самого локтя, да и сидел в инвалидном кресле, так как и обе ноги отсутствовали — одна до колена, другая по бедро. Лицо тоже весьма примечательное — обгоревшее, с характерными следами ожогов, и покрытое шрамами, багровое. И что там, если говорить откровенно — ужасающее, отталкивающее, люди поневоле отводят взгляд чтобы не смотреть на уродство. Ведь каждый не хочет оказаться в чужой шкуре, тем более в таком обличье.

— Так всегда было, чему удивляться, мой друг. Это профессия, ничем не лучше и не хуже другой. А потери всегда неизбежны в профессии тех, кто властен над жизнью и смертью других. Возьми тех же врачей — у многих из них, действительно умелых и даже талантливых, свое персональное кладбище имеется. Знавал я в жизни одну милую женщину, которая во время «ковида» три десятка душ угробила, отправляя их в реанимацию одного за другим.

— А причем здесь реанимация? Там же «откачивают»?

— Некротическая, скажем так «атмосфера», мон коронель, когда «сгущается», сама по себе обеспечивает летальный исход в половине случаев, а то и больше, но никак не меньше. Проще говоря, где люди часто умирают, допустим, в инфекционном бараке, там и здоровый помрет, если его туда положить. Аура нехорошая у таких мест, и она на человеческие организмы серьезное влияние имеет, причем как на живые, так и на мертвые.

Собеседник вытряхнул из пачки две сигареты, одну дал отставному офицеру, другую взял себе — щелкнул зажигалкой. Оба закурили — табачный дым стал подниматься к потолку, расплываясь там сизым облачком, которое медленно потянулось к открытому окну.

— А так женщина милая, никогда и не подумаешь, но уж больно от нее «душком Харона» шибает, рядом находится плохо, скребет на душе все время. Но это своеобразный комплекс для каждого некрофила — один другого не переносит, но обязан прибегать к сотрудничеству.

— И тебя, Сергей Петрович, потому ко мне потянуло, что от меня таким же душком несет? Я ведь немало людей на смерть отправил, если посчитать, то несколько сотен загубленных душ точно будет. А у противника положили намного больше — как-никак, но «бог войны». Да и сам как видишь, еле живой, видно, права поговорка, что порой душа гвоздями к телу прибита.

— Это да, недаром дольше всех живут военные и убийцы, да еще «фабриканты смерти» — те, кто оружием торгует. Тут сама смертушка, та, которую с косой изображает, не торопится отправлять на тот свет своих главных поставщиков. Тут все как в поговорке про курочку, что несет золотые яички — кто же в здравом уме ее резать будет.

Оба собеседника расхохотались, но как-то невесело, но вполне искренно. Цинизм ведь позволяет на многие вещи смотреть совершенно иначе, и многое, что для людей в обыденной жизни кажется чрезвычайно ценным, на самом деле не стоит и выеденного яйца.

— Смерть ведь недаром «великим уравнителем» называют. Помню, как в девяностые, те что «лихими» напрасно называют, шутка ходила, что любой «мерседес» эквивалентен тротиловой шашке.

Полковник снова усмехнулся, затушил

в набитой пепельнице окурок, и достал еще одну сигарету. Закурил и внимательно посмотрел на собеседника, и после короткой, но многозначительной паузы, коротко спросил:

— Когда и в кого? И какие шансы?

Собеседник усмехнулся от такой военной лапидарности, которая на самом деле не только позволяет сэкономить время, но и не разбрасываться на обычные чувства, превращаясь в лишенный эмоций механизм.

— Время подошло, ты и так три лишних дня на компьютере работаешь. Надеюсь, что информация поможет выжить в другом мире — прошлое, как не крути, совсем иное место для обитания неприкаянных душ, особенно там, куда ты попадешь. Послезавтра полнолуние, а нам еще ехать на место почти сутки. Все увидишь собственными глазами — место знаковое, в войну десятки тысяч людей в болота легли, некротический фон просто зашкаливает. Что касается всего остального, видишь ли…

Собеседник покачал головой, усмехнулся, и негромко произнес, пристально глядя в глаза инвалиду:

— Ты можешь попасть в любую неприкаянную душу, что погибла там, или выжила. Да-да, именно так — временно уцелела, чтобы позже умереть насильственной смертью в другом месте. Дальше произойдет «притяжение» на месте, скажем так, когда артефакт активизируется. Но для лучшей привязки к конкретной персоне, тебе лучше иметь предмет, или ее собственный, либо к ней относящийся, вернее к статусу. Тогда твоя матрица окажется в теле живого человека, который в этот момент просто потеряет сознание, и перестанет существовать как личность, которую заместишь ты, и полностью. «Выселишь» настоящего владельца, скажу попросту. Шансов на успех вдвое больше, но тоже мизер, один к пятидесяти. Но хоть что-то…

— Да, хоть что-то, — негромким эхом отозвался инвалид, решительно смяв в пепельнице окурок. И, вздохнув, спросил:

— Знать бы в кого «попасть» предстоит, было бы намного легче. У солдата один уровень, у генерала совершенно другой. А я хоть там какую-то пользу принести смогу, если на весомой должности окажусь. Но так скажу — когда ты почти «самовар», а так безруких и безногих калек еще с той войны именуют, пусть недолго, но пожить в молодом теле тоже хочется.

— Нашли мы тебе одну персону, чуть моложе тебя, кстати, но крепок еще. И «привязка» конкретная, попадание стопроцентное будет в его тело. И без всяких ошибок — он один там такой. На, возьми, теперь эту вещицу близь сердца держи, это твой будущий «пропуск» в тот мир, если сам во время «переноса» живым останешься. Но другого такого же субъекта в том месте просто никогда не было, с подобными-то знаками.

Полковник с нескрываемым удивлением вытаращился на бархатную алую петлицу, где в центре едва помещалась вышитая золотистыми нитями звезда в обрамлении венка. Охнул, с округлившимися глазами:

— Ты прав, там такой только один. Вернее двое, но первый умрет, как мне помнится, в собственной постели от старости. А вот второго после войны шлепнут — слишком много говорил, и не то. Да, ты прав — среди тех, кто погиб, у него самый высокий статус, выше не бывает.

— У тебя время до утра — так что всю необходимую информацию усвоить можешь, интернет тебе в помощь. А там поедем, и ничего тебе обещать более не могу. Сделал все что мог — а дальше ты можешь рассчитывать только на невероятное везение и собственные силы…