Повязанные кровью
Шрифт:
– Денис, если хочешь, то моя церковь отпоет твоего батюшку по торжественному чину. Тебе это, практически, ни во что не обойдется.
– Не надо, - ответил Денис.
– Никакого завещания он не оставил, отпевания не заказывал, да и вообще убежденным коммунистам ритуала не положено.
– Не скажи. У нас в церкви только коммунисты в последнее время косяками и идут. В мае работали по полковнику КГБ. На груди звезда Героя Советского Союза. на крышке гроба провославный крест. Представляешь, сколько они душ христианских загубил? А перед смертью - испужался, надеется в Рай попасть и отмолить себе Царствие
– Все-таки, Борька, ты подонок.
– сокрушенно сказал Фарид.
– Ты хоть на грамм веришь сам-то в Бога, если в церкви халтуришь?
– Как тебе сказать, - с тихой улыбкой ответил Борис.
– Бог-то может быть он там где-то и есть. В качестве высшей силы. Но жизни в загробном мире, вечного блаженства в Раю, я бы лично не хотел.
– А это ещё почему?
– Так видишь ли, ты туда попадешь в компании со своими современниками, иначе ж не получается? И околачиваться там с ними - вечно! Представляешь, вечно тусоваться с такими душами, как Гитлер, Сталин, Берия, бандит Володька из тридцать третьего дома, да ещё Наполеон и тот же полковник КГБ - мне не охота. Ну , к дьяволу. Лучше в небытие. Из тьмы вышел, во тьму уйду. А ты, Фарид, будешь в раю своего Аллаха развлекаться с гуриями и подглядывать в щелочку, как грешники горят в Аду. Так, кажется, Коран трактует загробный мир правоверных.
– Мою душу пополам разорвут, - мрачно заметил Фарид.
– Часть к вам, часть к мусульманам.
– Попросись лучше в Ад, мы с Денисом тебя там на какой-нибудь раскаленной сковородке встретим... Отставим тему, ни к месту... Денис, ты мне не подаришь мемуары Владлена Тимофеевича на память о нем?
– Зачем тебе?
– Так... Все-таки, какая нинаесть, а точка зрения очевидца на события истории...Он там про конец войны любопытно пишет... Принципиально говоря, всякий разумный человек желает оставить свое понимания мира и времени, в котором жил. Один для этого строит Храм Василия Блаженного, другой изобретает велосипед, третий выигрывает Аустерлиц и проигрывает Ватерлоо... Гитлер уничтожил восемь миллионом евреев, а партайгеноссе товарищ Сталин тоже не отстал - пятьдесят миллионов россиян смел с лица земли. Чингиз-хан...
– Не вали всех до одной кучи, - сердито прервал Фарид.
– Сравнил! Это разные вещи, кто колесо изобрел, кто людей убивал Борька ехидно засмеялся.
– В том-то и дело, Фарид, что каждый из людоедов считал, что глубоко прав в своих поступках! Что действовал если не на благо всего человечества, то на благо нации! Я же говорю про людей идейных. И Владлен Тимофеевич был человеком Идеи... У него свой взгляд на происходящее, мы можем выслушать, но не судить... Мне это чисто теоретически интересно, Денис.
– Возьми, если надо.
– Но ты не...
– Возьми.
– твердо повторил Денис.
– Отец убит, а то, что он писал только ему и надо было.
Фарид наклонился над столом.
– Ден, перестань. Владлен Тимофеевич умер своей смертью.
– Да? А почему он лежал посреди лестницы, а сумка с хлебом наверху, на площадке? Почему он вообще на лестницу пошел?
– Ден, лифт мог не работать. А Владлен Тимофеевич поднялся на площадку, почувствовал себя плохо, выронил сумку, падая - попятился, а потом сел и умер. Отец же его ещё теплого застал! И никого вокруг не было!
–
– пьяно и упрямо возразил Денис. Он серый был, как матерый волк. А говорят, что люди от страха и переживания могут вмиг побелеть.
– Это сказки, Денис.
– заметил Борис.
– Это литературные сказки. За несколько дней поседеть, за неделю - ещё куда ни шло. Но за несколько секунд - нонсенс.
– Ладно, можете верить в то, что вам приятней. И безопасней, а я предупреждение получил, что отец первый, я - следующий.
– Это ещё что за новость?
– спросил Борис.
Денис поднялся, прошел в свою комнату, нашел в джинсах записку, которую вытащил из дверей своего номера в отеле и вернулся с ней на кухню Можете почитать. Бандит уже знал, что отец умер. Он его уже убил. И оставил мне это сообщение.
Борис передал записку Фариду и сказал.
– Ну, по пьяному моменту ты не торопись делать заключения такого рода. Это может быть так, а может и нет. Я бы предположил другую версию, как я её вижу.
– Какую?
– глухо спросил Денис.
– Насколько Фарид рассказал мне состав событий, он прибежал на фирму, начал разыскивать тебя и, мы нашего молчуна Фарида знаем, всему свету по секрету поведал между делом о твоей трагедии Все в отеле уже знали, что твой отец умер. А тебя в номере не было. И неизвестная персона, вложила тебе эту записку, чтобы ЕСТЕСТВЕННУЮ смерть Владлена Тимофеича разыграть в свою пользу, для твоего устрашения. Вот так.
Фарид тяжело охнул.
– Ну, опять ты, кривоумный трепач так все закручиваешь, что в припадке белой горячки не померещится! Я, конечно, разволновался, у человека отец умер, я его найти не могу... Некоторым сказал, в чем дело...Ты думаешь, это приятное дело, такие вещи другу сообщать?
– Я бы перепоручил это дело другому.
– спокойно ответил Борис.
– Но вопрос в другом, и вопрос серьезный. Если Денис расценивает эту записку как предупреждение, то ему следует принимать решение: продолжаем мы охоту за несметными сокровищами из казны Московской мэрии, или закрываем... Денис, ты мотор всего дела, тебе и решать.
– Продолжаем, - тяжело сказал Денис.
– Теперь тем более продолжаем.
– Хорошо, - просто согласился Борис.
– Что делать лично мне?
– Тебе?
– Денис сосредоточился, стараясь справится с опьянением. Тебе вот что... Ты помнишь по нашим боевым временам депутата Афонина?
– Туманно. Нечто усатое, болтливое, крикливое и, как показали события - лживое. Он и теперь заседает в Думе.
– Да... Он в друзьях Горина. И Тарасова. Пощупай его за вымя.
– В системе свободной охоты или дашь указания?
– Сам разберешься Доберись до него, попроси помощи, скажи, что ищешь работу, что тебя за те дела у Белого дома преследуют до сих пор, а он тебе должен помочь, потому что тоже выступал, а сам процветает. Разъясни его, но будь острожной.
– Денис, - улыбка у Бориса получилась нехорошей.
– Уж я найду, что ему сказать.
Фарид одобрительно засмеялся.
– Это дело нашей гадюке самый раз по плечу, не обижайся, Боб.
Борис взглянул на друга кротко и сказал.
– Я уже привык пропускать твои глупости между ушей. А с учетом их количества, я тебя не слышу неделями, друг мой.