Появляется всадник
Шрифт:
Я у верен, что моя дочь Элега действовала из лучших побуждений. Ради нее и ради себя я надеюсь, что добрые побуждения принесут добрые плоды.
Элега, мы поступаем так, как он хочет. Он все спланировал. Может быть, его бездействие лишь попытка заставить действовать нас.
Элега пришла в ужас от улыбки сестры. Так оптимистически объяснять поведение короля было безумием.
— Мисте, ты дура, — пробормотала она, словно разговаривала сама с собой. — Дура. — Король Джойс предпочел отослать жену домой, лишь бы не заниматься делами королевства. Не объясняя,
— Конечно, обижает. — Улыбка Мисте была полна превосходства и печали одновременно. — Я говорю лишь, что на вещи можно смотреть иначе. Мы должны спросить себя, заслужили ли мы его доверие. Но мы не можем взвалить на себя его ношу. Он — король. Мы должны спрашивать, заслужили ли мы его доверие.
— Мне кажется, он хотел сказать, что доверяет нам. — Элега, ты никогда не задавалась вопросом, каким человеком он должен быть, если доверяет тем, кому причиняет столько боли? Между нами говоря, у нас хватит сил уничтожить его. Оружие Дарсинта и армия принца могли бы покончить с ним. И наш отец сам загнал нас в этот угол.
Или он совершенно безумен, или столь отчаянно нуждается в нас, что не может объяснить, чего хочет, не сделав это чего—то невозможным. Совершенно растерянная, Элега спросила:
— Что ты имеешь в виду? Что ты подразумеваешь под всем этим?
Мисте пожала плечами.
— Ничего определенного. Я просто рассуждаю. Но предположим… — ее взгляд сосредоточился на сестре, — что в некотором смысле для защиты Морданта жизненно необходимо, чтобы принц доверял тебе. Как можно добиться доверия между заклятыми врагами? Попытка обмануть или подкупить принца почти наверняка обречена на провал. Ты — уж прости — плохо умеешь лгать. Ты не смогла бы убедить принца в том, во что не веришь сама.
— Нет. — Элега покачала головой не от разочарования, а от отчаяния. — Ты выстраиваешь чересчур много предположений и по слишком ничтожному поводу. Как может быть «жизненно необходимо», чтобы принц Краген доверял мне?
— Элега, размышляй. Ты сама подошла очень близко к ответу. Чего пытался добиться отец, отказываясь послать подкрепления Пердону, когда Пердон прибыл в Орисон и требовал помощи?
— Чего он пытался добиться?
— Или давай рассуждать по—другому. Что бы произошло, когда Кадуол вышел в поход, если бы Пердон получил помощь нескольких тысяч воинов? Как ты заметила, Пердон выдвинулся бы сюда, чтобы сохранить силы и помочь защищать короля. А верховный король Фесттен не позволил бы столь сильному врагу получить свободу маневра. Ему пришлось бы следовать за ним.
Отказав Пердону в помощи, отец сделал так, что Кадуол не пошел прямо сюда. Ты до сих пор не понимаешь, Элега?
— Время, — выдохнула Элега. Наконец—то она начала кое—что понимать. — Раз Кадуол не пришел сюда, то Аленд может позволить себе ждать. Отказав в помощи Пердону, он выиграл время.
— Да! — прошептала Мисте.
— И оттолкнув нас от себя, он тоже выиграл время. Он сделал так, что я могла использовать
Элегу поразило, насколько логично это звучало, — он оттолкнул нас для того, чтобы, если принц станет атаковать слишком яростно, ты бросилась бы защищать Орисон… и таким образом атака Аленда захлебнулась бы… а так как мы с тобой сестры, то мы могли бы сделать стычку между нашими силами как можно менее кровопролитной.
— Да, — повторила Мисте. Она уже не вела себя скованно.
— Но почему? — Элега не знала, смеяться ей или плакать.
— Почему ему так необходимо время? Почему он так поступает? Какие у него трудности? Как он способен верить, что можно спасти Мордант, разрушая его?
Мисте в отличие от сестры не чувствовала желания впадать в истерику. Тихо хмыкнув, она сказала:
— Если бы я это знала — если бы я могла хоть что—то предположить — то сама рассказала бы обо всем принцу Крагену.
Элега вдруг тоже хмыкнула.
— Так значит, это все разговоры? Ты не можешь придумать, почему бы отцу нужно было выиграть время… а значит, нет причин верить, что он действительно пытается выиграть его… и значит, нет причин верить в твои рассуждения?
Мисте покачала головой и тихо ответила:
— Причин нет.
— За исключением, — пробормотала Элега через мгновение, — того факта, что все это, похоже, чересчур аккуратно подстроено, чтобы быть случайностью.
Мисте расплылась в такой довольной улыбке, что теперь ее красил даже шрам на щеке.
Элега вздохнула. Ее хорошее настроение постепенно улетучивалось. — Должна заметить, Мисте, — заявила она, — что испытываю неодолимое желание рассказать обо всем принцу Крагену. К несчастью, он возьмет тебя в плен. И, вероятно, использует в качестве рычага воздействия на отца — или на твоего Воина.
— В таком случае, — ответила Мисте. — Дарсинт придет за мной. Вряд ли он позволит использовать меня в качестве рычага.
— И будет убито много алендцев, — добавила Элега. — Сила его оружия иссякнет. Без всякой пользы.
— Это… — Мисте жестко улыбнулась, словно научилась любить риск, — и есть довод, который я использовала, чтобы он отпустил меня к тебе.
Элегу ждал последний сюрприз этого полного сюрпризов вечера: она обнаружила, что никогда не любила свою сестру так сильно, как в эту минуту.
— В таком случае, — растягивая слова заявила Элега, — мне кажется, в моих интересах помочь тебе покинуть лагерь, прежде чем весть о твоем визите достигнет ушей принца Крагена. Идем. Бери свой плащ. Мы возьмем мех с этим вином и поскорее уйдем.
Но, прежде чем уйти, они с Мисте крепко обнялись, словно впервые по—настоящему узнали друг друга.
На следующее утро, выслушав доклады своих капитанов, принц Краген вызвал Элегу из шатра. Она никогда еще не видела его таким злым. Даже усы его, казалось, топорщились от гнева.
— Миледи, — сказал он, — прошлой ночью в лагерь пришла женщина. Она утверждала, что она — ваша сестра. Ее отвели в ваш шатер.
Элега смело смотрела на него, скрывая страх в сердце.