Пойди туда, не знаю куда. Книга 4. Сват Наум
Шрифт:
Лицо это, похоже, ему не понравилось, он взлетел, каркнул, выпустил на лицо дурака белую струю и вылетел из избы. Струя зацепила лоб Федота и ударилась о скамейку с глухим звуком, будто была металлической.
– А что ты хотел, дружище! – засмеялся мужчина. – Крук порченых не любит! Выкарабкивайся давай! Эта дрянь – он показал на белую струю, – лучшее лекарство от порчи!
Взгляд Федота провожал его, пока не закрылась дверь, и одновременно смотрел, как белая струя, выпущенная вороном, превращается в
Нож
Как Федот снова оказался в теле, он не помнил, и что снилось, тоже не помнил. А проснулся от того, что кто-то копошился в его одежде. Он приоткрыл тихонько, как делал это с невестками, один глаз и увидел крученого паренька с бегающими глазками, осторожно обыскивающего его кафтан. Федот несильно ударил его наотмашь по шее сбоку, и паренек с визгом укатился под стол.
Тут же со скамеек повскакивали остальные крученые. У ближнего в руке появился нож, и он принялся размахивать им перед лицом Федота:
– Ты чё, лысый, оборзел вконец?! На перо захотел?
Вид ножа и эти слова напомнили Федоту, что было ночью. Он посмотрел на скамью, где ночью торчало перо с рукояткой, и увидел след от жала ножа. Видать, то был не сон…
Федот медленно спустил ноги со скамьи, зевнул и лениво поймал крученого за руку возле кисти, одним движением согнул ему кисть и с силой воткнул нож его же рукой в скамейку, прямо в то место, где нож и торчал ночью, а на возврате движения зацепил крученого открытой ладонью по челюсти. Крученый отлетел, держась за челюсть. Похоже, она вылетела…
Действия руки удивили Федота, будто она сама знала, что делать, но выглядела она, как обычно…
Пока Федот разглядывал руку, на него бросилась сразу пара лихих, норовя поймать за руки и за ноги. Федот их бить не стал, а просто сгреб за шею того, что тянулся к руке и обрушил его на того, что вцепился в ноги, ударив спиной об спину. Оба со стонами покатились прочь.
Федот долго глядел на торчащий из скамьи нож, раздумывая, брать его или не брать, но нож пугал его, и чем больше он на него смотрел, тем больше от ножа тянуло тревогой. Федот встал, оделся, обулся и пошел к десятнику, решив, что десятник умный, пусть он и рассудит.
Лоб у него жгло, будто кто-то из дерущихся все же зацепил его чем-то шершавым, ободрав кожу…
Федот вошел к десятнику, который как раз завтракал с двумя старшими стрельцами, сидя за столом в исподней белой рубахе.
– Садись, угощайся, – пригласил он Федота широким движением руки.
Но Федот снял шапку и мялся у двери, почесывая в голове и потирая красную полосу через лоб.
– Чего не ладно? – спросил десятник.
– Я там, того, побил лихих… – повинился Федот. – Боюсь, не зашиб ли кого…
– Чего это
– Они сами… Там еще нож, я вот о чем…
– У них нож был?! Вы чего, не обыскивали? – повернулся он к стрельцам.
– Как не обыскивали! Все подчистую выгребли! Откуда нож? Вот отребье, ну, всюду нашкодят! – возмутился стрелец.
– Не-а, – сказал Федот. – Нож не их.
– А чей? Твой?
– Не-а, не мой. Ночью принесли.
– Кто принес, кому принес?
– Кто принес, не знаю. То ли люди, то ли птицы… А бросили мне, в голову… В скамейке торчал возле моей головы… – и Федот погладил полосу на лбу.
– Что за чудеса у нас происходят? – воскликнул десятник. – Люди какие-то по ночам к нам ходят. Ножи в головы швыряют! Пошли, разберемся! – и он надел тулуп поверх рубахи, подумал и натянул сверху кафтан, чтобы выглядеть при исполнении.
Стрельцы сходили в избу новобранцев, поглядели на битых, прячущих глаза кривых, которые лихими теперь снова не смотрелись. Десятник резким рывком книзу вставил выбитую челюсть, чтобы кривой мог отвечать на вопросы, и учинил всей четверке допрос.
Лихие, чуя, что запахло жареным, покаялись, что увидели в изголовье лысого красивый нож и решили его пощупать, нет ли каких других дорогих вещей. А он оказался сущим медведем и всех поломал, так что теперь не знают, смогут ли тащить государеву службу. И просят только об одном: отправить их подальше от этого черта, хоть прямо на войну!
Десятник молча забрал нож и вернулся в свою избу, где его ждал Федот. За ним, посмеиваясь, набились стрельцы, которые уже прослышали, что их новобранец навалял лихим.
– Ну что, будем наказывать? – спросил старший стрелец десятника.
Десятник только помотал отрицательно головой:
– А зачем? Ни хитру, ни горазду, ни птицею горазду суда божьего не минути! Лихие в стрельцы лезут, чтобы оружие и власть получить. А получат воинскую службу под Смоленском. Куда уж больше наказывать. Да и прибор никто не отменял. Ты нам, – повернулся он к Федоту, – весь прибор загубишь со своими кулачищами!
Стрельцы захохотали, хлопая виноватого Федота по спине. Федот только ниже склонил голову.
– Собирайся! – сказал ему десятник.
– Куда?
– В Суздаль. Не буду ждать, сегодня отвезу к полусотнику. Пусть у него голова болит!
Стрельцы снова загоготали.
– Я собравшись, – сказал Федот.
– Тогда держи. В бою добытый, – и протянул Федоту нож. – Восточной работы, видать, каких купцов из Сарая, а то и из Самарканда грабанули…
Нож был странным, слегка изогнутым, с узорчатым лезвием и металлической, с мелкими камушками ручкой. Федот повертел нож в руках и не придумал, куда же его положить.