Поймать солнце

Хартманн Дженнифер

Маккей клацает зубами, обдумывая мою тираду.

— Ты уезжаешь с ней?

— Да, уезжаю.

— Ты мудак.

— Это я мудак? — парирую я. — Господи, Маккей. Я все для тебя делал. Готовил, стирал, брал на себя роль папиной сиделки, пока ты пил с приятелями, играл в баскетбол, ходил на свидания, жил и наслаждался своей молодостью. Теперь у меня наконец-то есть что-то, ради чего стоит жить, и я… — Я замолкаю, мгновенно пожалев о сказанном.

Его брови приподняты с явной обидой. Между нами воцаряется тишина, нарушаемая лишь

эхом моих неосторожных слов. Маккей смотрит себе под ноги, выражение его лица увядает. Мышцы напрягаются.

— Что-то, ради чего стоит жить, да?

Я моргаю и качаю головой.

— Я не это имел в виду.

— Нет, это.

— Нет… нет, я просто имел в виду, что у меня наконец-то появилось что-то для меня. — Я прижимаю ладонь к груди. — Я заслужил это.

— Верно. — Борьба оставляет его, он делает шаг назад и смотрит в коридор, где шум уже затих. — Мне нужно проветрить голову.

— Маккей…

— Не ходи за мной, — говорит он, поворачиваясь на пятках. — Ты прав, Макс, ты заслуживаешь жизни без своего бесполезного брата. Неважно, что мы заключили договор, когда были детьми. Неважно, что я годами отвлекал себя бессмысленной ерундой, умоляя ускорить время, чтобы мы наконец смогли вместе уехать из этого гребаного города и отправиться за мечтой, которую ты мне обещал.

Мои губы раздвигаются, но слов не выходят.

Слезы затуманивают мое зрение.

Я вспоминаю лето на озере, когда мы погружались под воду и смотрели друг на друга сквозь стену тумана и серости. Там разворачивалось будущее, будущее для нас обоих. Где-то далеко отсюда, мы вдвоем путешествуем по миру, осматриваем достопримечательности и навсегда оставляем все позади.

Я обещал ему это.

— Ты и я, Маккей, — сказал я ему, когда мы обсыхали на берегу, глядя на облака. — Однажды мы останемся только вдвоем.

Чувство вины гложет меня, смешиваясь с горечью и пронизывающей до костей печалью. Тогда мы были еще детьми. Я не думал, что он будет цепляться за эти невинные слова до самой взрослой жизни, ожидая, когда я соберу вещи и увезу его отсюда.

Я не знаю, что сказать. Теперь я понимаю, что слова имеют вес. Слова имеют последствия, они способны укорениться глубоко в человеке, формируя его будущее и разрушая даже самые прочные связи. Слова никогда не бывают невинными. Они либо оружие, либо лекарство. Подобно семенам, они всходят и разрастаются, превращаясь в деревья-небоскребы или агрессивные сорняки.

Маккей, спотыкаясь, обувается и ищет ключи от грузовика.

— С Новым годом, — бормочет он, направляясь к входной двери.

— Маккей, подожди. Ты не можешь вести машину.

— Попробуй меня остановить.

— Мне очень жаль. Пожалуйста, давай поговорим об этом и…

Дверь захлопывается, и все затихает. Я оглядываю дом, в котором царит хаос, эмоции подступают к горлу, сердце все еще колотится. Я думаю об Элле, которая готовится вместе с Бринн, радуется тому, что встретит новый год со мной, жаждет

легкой, романтической ночи, когда фейерверки окрасят озеро во все цвета.

Я потираю лицо обеими руками, затем ослабляю галстук. Топаю в ванную, достаю из аптечки пузырек с таблетками, вытряхиваю две на ладонь и наполняю бумажный стаканчик водой.

Когда вхожу в его спальню, отец уже лежит животом на матрасе.

— Папа, — зову я. — Прими это, чтобы уснуть.

— М-м-м, — отзывается он.

— Пожалуйста.

Интересно, слышит ли он, сколько боли в этом слове? Он слегка приподнимается, поворачивая голову ко мне на подушке.

— Максвелл, — произносит он свое негромкое приветствие.

— Я отвезу тебя к врачу завтра, первым делом с утра. Ты не здоров.

Он медленно моргает в мою сторону, когда я ставлю таблетки и воду на прикроватную тумбочку. Дрожащей рукой он тянется к ним и проглатывает снотворное.

— Я в порядке, сынок. Мне просто нужно отдохнуть. — Он залпом выпивает воду и с усталым вздохом откидывается на матрас. — Спасибо, что позаботился обо мне.

— Да. — Моя челюсть сжата. — С Новым годом.

— Хм, — бормочет он, закрывая глаза. — Поцелуй свою девушку в полночь.

Я стараюсь не позволить его словам обвиваться вокруг моего сердца, как змее.

— Спокойной ночи, — шепчу я, оставляя свет включенным, когда выхожу из комнаты.

Сейчас я никак не могу самостоятельно отвезти папу в больницу. Мне нужна помощь Маккея, а он оставил меня здесь одного… снова. У меня нет ни машины, ни надежды, ни девушки, которую я мог бы поцеловать в полночь. Все, что у меня есть — это беспорядок, который нужно разгребать, и пугающий новый год, который выглядит гораздо менее ясным.

Поставив елку на место, я звоню Элле, запустив одну руку в волосы, расхаживая взад-вперед в своем костюме с распущенным бирюзовым галстуком.

Она берет трубку на втором гудке, ее голос бодр.

— Привет. Мы с Бринн почти готовы. Дай нам еще пять минут…

— Я не могу пойти. — Я зажмуриваю глаза, тяжелое разочарование застревает в горле.

Долгая пауза.

— Что?

— Я не могу пойти на вечеринку, Солнышко. Это из-за папы. Я не знаю, что, черт возьми, происходит… в одну минуту он помогал мне завязать галстук, а в другую — швырял посуду в стену. — Я тяжело сглатываю, сдерживая слезы. — У него снова были галлюцинации. Видел то, чего не было.

— О, боже мой. Я уже еду. Бринн может меня отвезти…

— Нет, — быстро говорю я. — Ты не можешь приехать. Здесь небезопасно.

— Макс…

— Я серьезно. Что-то не так. Похоже, у него был один из его пьяных приступов, но я не чувствую от него запаха алкоголя. Я дал ему снотворное, чтобы он смог пережить ночь. Завтра утром я отвезу его в больницу… — Мой голос прерывается, когда я потираю челюсть. — Раньше я думал, что это из-за выпивки, но он был трезв, Элла. Боюсь, что это что-то другое. Что-то похуже.