Поймай меня

Ромазова Анель

Включай башку Ромашова, один другого не лучше. Момент помутнения плавно рассасывается в воздухе, начинаю потихоньку соображать. Какого черта поперлась в этот клоповник. Неясно с кем. Что изменилось от его мнимой правды, если я все видела своими глазами. Да ничего, кроме того, что моя дурость, теперь вываливается через верх.

Натягиваю влажные вещи и придерживаю ручку двери в ванной одновременно. Попыток ворваться, не наблюдается.

— Бейба, ты че обиделась? Я это так, как вариант — берет за руку, когда хочу уйти.

— Без

вариантов… и твое бейба, звучит как… фу… не называй меня так — брезгливо вздергиваюсь, самокопание достигает опасной глубины. Я просто хочу домой.

— Без проблем, Милана, я запомнил.

— Молодец, а теперь забудь. Я с тобой дел вести не буду, такой же мутный, как и бывший друг.

— Тише, тише. Без секса, так без секса. По-другому накажем. Ты не отрубай с горяча. Я не отрицаю, что хочу тебя использовать, но тебе же это тоже на руку. Отомсти за себя.

Вертушка в голове начинает вращаться во все стороны. Хочу. Могу. Надо ли. Оставить как есть, и идти дальше. Нет, не получится. С тропы адекватных решений я свернула намного раньше, когда приняла Рому.

— Я подумаю.

Опешившее лицо, с поникшей тату над бровью, исчезает, за закрытой дверью. Я делаю глубокий вздох облегчения. У меня действительно большие проблемы с инстинктом самосохранения.

Могло произойти, что угодно. Теперь добираться хрен пойми откуда, без денег и телефона, который я благополучно забыла дома. Утешает, конечно, что весь этот фарс перебивает болезненные всплески в груди.

Возле подъезда перехватываю такси и договариваюсь, рассчитаться по конечному адресу. Водитель с недоверием везет и вместе со мной идет до квартиры.

Встревоженное лицо Семена на пороге, вид у меня довольно непрезентабельный. Но брата посвящать, в свой опрометчивый поступок, я точно не буду.

— Ми, вам с. Ромой — Семен как выплевывает его имя, я настораживаюсь — Вообще не встречайся с ним.

— А как же мужская солидарность? — едко колю его, напоминая о недавней дружбе.

Что могло так поменять отношение, первый же потек, от самовлюбленной харизмы. Подталкивал всячески. Неправильно сваливать всю вину на него. Себя мучить невыносимо. Срываюсь на нем, на ложке, летающей по краям чашки со стуком.

— Я тебе говорю!! — запинаясь и повышает голос, такого никогда не было — Я запрещаю!! Он тебя недостоин, поняла!! Я и ему все сказал и тебе.

— Сем, что случилось? Что за паника на ровном месте. Мы итак расстались — реагирую вяло и апатично, такая усталость наваливается, словно батарея внутри разрядилась.

Семен взрослеет на глазах, вдергивается, с истинно мужским нажимом давит на меня. Офигеваю от его напора и слов.

— Я собрал вещи и ты до понедельника едешь к ба. Я ей позвонил, предупредил. Это не обсуждается.

— Не забыл, что у меня здесь дела? Я больше бегать, ни от кого не собираюсь — решение даже меня поразило своей спонтанностью. Раскачивает, как на качелях вверх, вниз.

Такая карусель,

голова кружится, в глазах сливается. Скорей бы этот день закончился, а завтра все забудется. Проснусь, и нет его, исчез. Все как раньше.

— Придется, знаешь какой он злой был — еще бы, это Семен с этим обликом впервые столкнулся, а мне свирепая мина знакома.

— Так выкладывай и хватит интриг. Ты может и умный, но видимо в этой части пробел.

— Ми, я тебя очень люблю. У меня же кроме вас с ба, никого нет, можешь послушаться и сделать, как я прошу, иначе тебе будет больно, а я не хочу.

— Сем, я знаю, и мне не больно. У Ромы семья, я видела утром, если ты об этом.

— Сестренка, блин, мне жаль — втягиваю губы, чтобы не всхлипнуть. Семен обнимает сзади, укачивая как ребенка.

Пару минут не могу выдавить и слова. Успокаиваюсь, ровняю внутреннюю тряску. Семен не должен заметить, начнутся стычки, в попытке защитить. А Рома в бешенстве себя не контролирует. Одно дело кидать в атаку чужого человека, и совсем не приемлемо близкого.

— Да ничего, их проблемы, сами разбираются, а вот перед глазами помаячу, пусть нервничает. Зря бабулю всполошил, теперь объясняться и врать, а я это очень не люблю.

— Ну, прости, я запаниковал.

Не помню, как добралась до кровати. Душ кипятком слизал холод и ощущение не реальности сегодняшнего дня.

Мы не вселенная.

Продолжает висеть в голове. Мы ей и не были. Я реву, просто бьюсь в истерики и глушу, утыкаясь лицом в подушку.

Сон уносит часам к трем ночи. Беспокойный, с метанием, а утром, последствия глупостей пробирают жаром. Температура почти тридцать девять.

На полторы недели я выпадаю из жизни. Прячась в объятиях болезни, как в спасении. Таблетки и слабость позволяют, забываться продолжительным отключением в спящий режим.

Семен не отходит от меня, набегами посещая институт, и отпаивает чаем. Еда ни в какую, не лезет в горло, скованное цепями ангины. Рада этому, стойко переношу недомогание, оставаясь в постели оправданно и без наводящих вопросов со стороны брата.

Глава 28

Норма понятие относительное. В моем случае, это доказано со стопроцентной вероятностью. Если физически я здорова. И справка из клиники, как официальный документ, твердит об этом синей печатью.

Душевное самочувствие ведет себя с точностью наоборот. Но я так понимаю, с этими вопросами не к терапевту. А этажом выше, к табличке психиатр.

Сильно скучаю, и продолжаю хотеть чужого мужа. Такая ясность в голове. И злость. На себя, на него. На весь мир, который к моему сожалению не совершенен.

Мышцы бугрятся, перекатываясь волнами под тонкой футболкой. Рома сидит, прислонив одно колено к земле и раскачивая колесо байка. Кожаная ткань брюк натягивается на бедрах. Вены, тугими прутьями, оплетают руки, стекая под браслеты на запястьях.