Поющая в башне
Шрифт:
Но боль, которая скопилась в ней за те годы, когда ей было не у кого выплакаться на груди, в одно мгновение прорвала плотину.
– Он сделал с тобой что-то ужасное?
– испуганно спросил Самсонов.
– Нет... нет...
– она вздрагивала, не в силах остановиться.
Ей вдруг вспомнился и детский дом, и жесткая критика приемной матери, и тот страшный день, расколовший надвое ее жалкое существование. Она извергала свое горе из самых глубин, пока силы не иссякли. Вернулся разум, а вместе с ним и стыд за произошедшее.
– Прости, - прерывисто прошептала она, не восстановив еще дыхание
– Я не собиралась, честно.
– Что он тебе сделал? Поговори со мной.
– Дело не в нем. Он напомнил мне о том, что я не планировала вспоминать.
– Расскажешь?
Она вздохнула и помолчала немного, теребя пальцами край его футболки.
– Это было на последнем курсе института. Он был скрипач, талантливый, подающий надежды. С детства давал сольные концерты с оркестром, ездил на гастроли по всей Европе. Из династии музыкантов. Я как-то увидела его и влюбилась.
Варя прикрыла глаза, и картинки прошлого замелькали перед ней, как кадры из фильма. Он - такой умный и утонченный. Высокий лоб, густые кудри и зеленые глаза, такие глубокие, что того и гляди утонешь в них. Ее передернуло - теперь этот облик вызывал в ней отвращение.
А тогда она сидела на его репетициях, как верный щенок, ожидая каждого слова и взгляда, обращенного к ней. Он презирал эстрадную музыку, считал рок, который она так трепетно любила за протестный дух, набором звуков, призванным развлекать необразованные массы. Она стеснялась себя и своего репертуара, и только слушала его с открытым ртом. Когда он проявил к ней мужской интерес, она была на седьмом небе. Готова была на все: прогуливала занятия, врала матери, только чтобы провести рядом с ним лишнюю минуту. Он небрежно оказывал ей внимание, она с благодарностью принимала ценный, как ей тогда казалось, дар.
Потом он намекнул на близость, а Варя была так рада, что именно он станет ее первым мужчиной, что наплевала на все предосторожности. Он выглядел аристократичным и благородным, и ей мечталось, как он возьмет ее замуж, а она посвятит жизнь служению великому музыканту. Болезненный и неприятный опыт, как нельзя лучше демонстрирующий его эгоизм, развеял розовую дымку в ее сознании. Однако он остался доволен и усиленно требовал продолжения, которого ей с тех пор уже не хотелось. Но некоторая гордость за статус любовницы скрипача мирового уровня, о которой мечтала каждая вторая его сокурсница, вкупе с букетом комплексов мешали Варе развернуться и уйти.
Тем более, вскоре все заметно усложнилось: она узнала о своей беременности. Он отреагировал спокойно и равнодушно, даже заговорил о браке. Но тут вмешались его родители: они постоянно приходили к Воропаевым, скандалили и с Варей, и с Галиной, умоляли не портить жизнь их драгоценному отпрыску, предлагали аборт и щедрые откупные. Мама была тогда на их стороне: она прочила дочери головокружительную эстрадную карьеру и внуков совершенно не планировала. Она и сама сознательно не стала отягощать свое существование пеленками и пустышками, взяв Варю семилеткой, и теперь, в полтинник с хвостиком, ее еще меньше радовала перспектива в единочасье все профукать ради орущего младенца. Да и породниться со снобами- интеллигентами, мнящими себя не иначе как потомками дворян, не мечтала.
Она, разумеется,
Галина отвезла ее в ближайшую больницу, но было поздно: остановить выкидыш не удалось. Ее отправили на чистку. Обычно тихая и безропотная, в тот день она кричала и билась в истериках, ее накачивали успокоительным, погружали в сон. Она приходила в себя на короткие мгновения, но снова и снова ее принудительно отправляли в лишенную сновидений пустоту.
– Я плохо помню, как заканчивала институт, - говорила Варя без всякого выражения: рыдания сменились апатией.
– Мама бегала по преподавателям, к декану. Потом я долго была дома, почти ни с кем не общалась. Именно поэтому мне пришлось на год отложить начало своей карьеры. Помнишь, ты спрашивал, почему я так поздно пошла в шоу-бизнес? Восстанавливалась, приходила в себя.
Самсонов сжал ее плечо.
– Хочешь сказать, после всего этого твоя мать спокойно решила подсунуть тебя Газиеву?
– Она хотела устроить мою жизнь. Время-то идет, я не молодею. А для нее было верхом мечты - породниться с кем-то такого уровня.
– Ты продолжаешь ее оправдывать?
– Нет. Но она не могла знать, что сама мысль о близости с Газиевым напомнит мне о... Обо всем этом.
– Кто-то должен поставить ее на место. Я с ней поговорю.
– Ты что!
– она осуждающе посмотрела на него.
– Ты же меня подставишь!
– Как?
– Она поймет, что мы виделись. И расскажет Газиеву. Об этом никто не должен узнать, я прошу тебя! Оставь это только между нами.
Саша вздохнул и успокаивающе погладил ее по спине.
– Хорошо. Не волнуйся.
– Ой, ты только посмотри! Уже рассвело. Неужели я столько времени ездила тебе по ушам? Ты же опоздаешь на работу.
– Начальство никогда не опаздывает, - он улыбнулся, но все же отстранился от нее.
Хрупкий момент близости был разрушен, и Варе вдруг стало холодно. Самсонов согревал ее. Она поежилась и посильнее закуталась в одеяло.
– Ты попробуй еще поспать. Можешь пользоваться всем, что найдешь. Дверь никому не открывай. Я скажу соседке, что сегодня не надо убираться, но не пугайся, если она вдруг зайдет. Ее зовут Елена Семеновна. Я сейчас выведу собаку, а ты лучше сиди дома. Если понадобится компьютер - он в верхнем ящике стола. Я постараюсь прийти не поздно. Тебе купить что-нибудь?
– Нет, спасибо.
Она была уверена, что не сможет заснуть, но долгий разговор с Сашей принес ей облегчение и какое-то невесомое состояние умиротворенности. Она взбила подушку, повернулась на бок и отключилась, так и не услышав, как Самсонов собирается на работу.
Проснулась Варя около полудня. Хендрикс валялся рядом на одеяле, но почувствовав шевеление, подскочил, шумно спрыгнул на пол и завилял хвостом, делая вид, что случайно проходил мимо.
– Ну что, приятель, пойдем умываться?