Поющие клинки
Шрифт:
В центре этого великолепия возвышался совершенно сказочный замок, по площади своей в несколько раз больше всего моего городка вместе со стенами. Интересно было бы взглянуть на здешнего лорда.
Зелёный как услышал, спикировал на большой мраморный балкон центральной башни и исчез. То есть я оказался один перед дверью из цветного стекла, почти на вершине этого грандиозного архитектурного комплекса.
Нет ничего сильнее любопытства. Я толкнул стеклянные створки рукой. Однако они не открылись, а рука прошла насквозь не встретив сопротивления. Вот
Что же, нематериальны, так нематериальны, любопытство от этого меньше не становится. И я шагнул сквозь двери внутрь помещения. Внутри, перед большим белым холстом на подставке, стоял худой старик в синей шёлковой рубашке.
Бритая сморщенная мордочка, печальные умные глаза. Вокруг были расставлены завершённые и нет картины, на столах разноцветные баночки с красками. Художник! Здешний лорд — художник.
Однако не просто художник, здесь были еще и большие чертежи каких-то механизмов на стенах, неизвестные мне приборы на полках. Книги стопками и просто открытые живописно валялись везде, и на столах, и на скамьях, и на полу. Внутренний бардак этой комнаты резко диссонировал с аккуратностью и продуманной упорядоченностью города снаружи.
Старик с длинной тонкой кистью в руке беспокойно заозирался. Он меня чувствовал, но увидеть не мог.
— Выходи, я знаю что ты здесь.
Ну и как я выйду? Очень хотелось внимательнейшим образом рассмотреть каждую из находящихся здесь картин, и каждый из чертежей на стенах. Я уже двинулся в обход, но как оказалось, старик обращался не ко мне.
В глубине помещения шевельнулась тяжелая бархатная штора. Из-за нее на свет выступил бородатый лысый дядька в полосатой хламиде. Полосы были серые и чёрные и шли сверху вниз. У его пояса на цепи висела книга в золотом окладе. А в руке красный посох с навершием в виде серпа.
Дядечка маг был очень зол. Его маленькие чёрные глазки бликовали красным.
— Я и не собирался нападать со спины. Потому что перед смертью ты должен услышать все! Всё, что я хочу тебе сказать.
Старик с кистью в руке звонко, по детски, рассмеялся.
— Ты не думал, зачем это тебе, что-то мне говорить? Не чувствуешь себя рабом человека, которому что-то пытаешься доказать? Ведь не будь меня, то и говорить тебе было бы нечего.
Железная логика. Этот старик не должен умереть. Он мне нужен позарез. И как художник, и просто как человек.
Однако бородатый маг логики не видел, он видел только оскорбление, и принялся оскорблять в ответ.
— Ты скорпион, гидра и бездарный кусок собачьей какашки! И смерть твоя будет мучительна!
Из посоха вышел алый луч и ударил старика художника в грудь. Тот остался стоять на ногах, однако контур его окрасился красным, а лицо стало очень, очень грустным.
— Ты парализовал мое тело, но в этом мире ничего не происходит бесследно. Знаешь ли ты вообще, что такое твой новый посох?
— То, что убьет тебя, еретик! Ты гнойная язва на матрицах этого мира. Адский червь, поглощающий суть вещей, чтобы выплюнуть ее изуродованной
Ого. Беседа крайне занимательная, однако я обязан помешать убийству! Когда маг вознёс свой посох второй раз, я прыгнул на него, но пролетел насквозь. Чтобы все твои матрицы в дульку свернулись!
И тут Маг сам окрасился по контуру ярко голубым и начал корчиться и троиться. Я уже видел точно такой контур на Бабетте и на Буме. Маг превратился в чёрное пятно и пятно это стало расползаться. В голове моей раздался голос старой знакомой:
Внимание всем, локализован вирус неизвестной природы! Разумным лечь на землю, накрыть голову руками, зажмуриться и широко открыть рот!
Старик у холста отмер, посмотрел в мою сторону, но мимо меня и решительно заявил:
— Кто бы ты ни был, уходи немедленно! Убегай, улетай, уносись как можно дальше отсюда!
Да как я могу без зелёного пегаса куда-либо унестись? Башня вздрогнула от совершенно непереносимого грохота, и я проснулся.
На краю уходящего сна мелькнули оседающие пылью здания, вспучившаяся огромным нарывом земля, взметнувшиеся в небо чёрные воды залива. Сон оставил после себя точное чувство, что вот только что мне чуть не прищемили хвост.
Пели птицы, пахло костром и печеным мясом. Подошла Милли и склонилась на до мной.
— Хочу вам признаться, мой засоня лорд. Несколько раз этой ночью мне очень хотелось вас убить. И столько же раз мне хотелось крепко прижать вас к сердцу и не только к нему. Солнце уже высоко, завтрак давно готов, а я так и не решила что же мне выбрать?
Я взял ее за ухо, чтобы она не своевольничала и просто оставалась здесь, на расстоянии полусогнутой руки.
Прекрасный город с чудесным замком в моем сне был разрушен потому, что я проклял мага. Проклял? Почему ничего похожего не случилось с Бабеттой или Бумом? Ведь я тоже их «проклял»?
Однако моё пожелание начинающееся с «Чтобы ты…» в случае с Бабеттой не выходило за рамки возможного, и без меня посильного крепкой крестьянской бабе. А в случае с Бумом, что-то не уверен.
Пожелание же: «Чтобы все твои матрицы в дульку свернулись», явно выходило за рамки возможного. Но оно сбылось немедленно, без паузы. И мир зачистил поражённый участок, совсем как живой организм.
Прекрасный старик художник со всеми своими картинами погиб по моей вине! Я черная тварь, массовый убийца, преступник, вирус! Кто-то мне нечто подобное уже говорил.
А может это все же сон? Просто сон — произвольные игры отдыхающего ума. Легко проверить. Вот Милли, внимательно изучающая моё лицо. Чего бы ей пожелать?
Нет. Никогда ничего подобного делать не стану. Все здесь немыслимо хрупко. Однако я определился с рамками, в которых эта изумительная способность может работать не выдавая себя. Только в рамках «и так возможного».
— Я не ожидала, что смогу настолько вас озадачить, мой задумчивый лорд. И я немного опасаюсь за свое ухо. Отвлечётесь и оторвете его еще. Или не дай Бог отпустите.