Поющие револьверы
Шрифт:
— Почему ты принес так мало еды, Эннен? — сказал он.
— Это тебе одному на обед, — усмехнулся Эннен Райннон. — Но до полудня еще пара часов.
— Ошибаешься, — сказал шериф. — Время обеда давно прошло. Судя по тому, что творится у меня в животе, скоро наступит вечер.
— Разведи костер, — сказал Райннон. — Я пойду наловлю рыбы на первое. Каредек разжег огонь, и когда он разгорелся, повернулся к туше и начал вырезать мясо, с жадностью глядя на него, потому что олень был вполне упитанным. Внизу он видел Райннона с маленькой острогой в руке, который вставал на колено то на одном камне, то на другом. Острога была сделана из выдержанной
Шериф наблюдал за ним и удивлялся, в то время как сам готовил вертело для седла оленя. Удивляло не столько умение, его поражала точность и грациозность движений. Наконец Райннон и встряхнул назад длинные волосы, которые спадали ему на плечи. Он подошел к костру со связкой рыб, почистил их и завернул в листья и травы, секрет которых был известен одному ему, да, пожалуй, еще древним краснокожим. Раздвинул угли. Закопал рыбин в жаркий пепел, затем занялся приготовлением кофе и разломал на части холодные кукурузные лепешки.
Наконец мы сели за еду. Вынули рыбу из сгоревших листьев и положили на неуклюжие, кое-как вырубленные куски коры. Мясо само отваливалось с костей, чудесное, ароматное мясо, подслащенное дымом трав.
Форель съели за один присест. Потом принялись за большой кусок оленины, запивая щедрыми глотками кофе. А когда с ней было покончено, Каредеку не нужно было мыть тарелки. Хозяин жестом позвал его в пещеру, и шериф с удовольствием пошел за ним, вытянулся во весь свой немалый рост и заснул.
Он проснулся ближе к вечеру, чувствуя себя так, как чувствует лес весной — сок поднимается к ветвям, почки готовы распуститься; но все же его сдерживала слабость. Каждый день силы быстро прибывали, но лето еще не наступило.
Он окинул взглядом склон горы, косматый лес и покрытые дымкой тумана долины под ним; за долинами простиралось розовато-серое море пустыни.
Этот взгляд придал ему ощущение всеведущего божества. Так боги Гомера смотрели вниз с заснеженного Олимпа на равнины, где жили люди. Вот и они с Райнноном жили среди облаков, пока ветер не раздвигал их и позволял бросить взгляд с головокружительной высоты.
И каждый день приносил новые силы!
Райннон в стороне чистил оружие. Он делал это постоянно, утром и вечером. Разбирал, чистил и смазывал, потом собирал движениями, которые мог бы повторить с завязанными глазами. И каждое утро он терпеливо и настойчиво тренировался с оружием. Он не делал секрета из своего умения. Райннон открыто упражнялся перед Каредеком, иногда спрашивал его совета и тщательно его обдумывал. Как носить револьвер, как его выхватывать, как стрелять? Когда скорость выстрела важнее, чем неторопливая
Каредек смотрел на человека с гор и всерьез задумался о нем. Они мало разговаривали. В разговорах не было нужды. Он даже не поблагодарил Райннона за усилия, спасшие ему жизнь, жизнь, которая была для него потеряна по законам Запада, по законам нехоженых земель, по законам животных и людей, которые охотились друг за другом.
— Райннон, — сказал он, — подойди ко мне.
Райннон подошел.
— Дай мне руку, — сказал шериф.
Эннен протянул руку, и Каредек своим острым охотничьим ножом надрезал кожу на внутренней поверхности запястья. Затем сделал такой же надрез на своей руке, приложил две кровоточащие ранки одна к другой и сжал их левой рукой.
— Райннон, — произнес он, — ночью или днем, в горах или пустыне, по закону или вне закона, твоя кровь — это моя кровь, а моя — это твоя, да помоги нам Господь!
Эннен Райннон сверкнул на него темными глазами и сказал:
— Клянусь Богом, Каредек, до конца моей жизни твоя кровь стала моей, а моя — твоей!
Глава 3
Для шерифа наступила пора расцвета. Десять дней отдыха были для него все равно, что десять дней весны для сада. Его силы вернулись. Он чувствовал, как они наполняли его, окутывали с головы до ног покрывалом непобедимости, словно Ахилла после купания.
Они сидели на поваленном бревне на опушке леса и смотрели на выжженные огнем пни деревьев, на величественные верхушки елей за ними. Справа стремительно бежала река, набухшая от талой воды с вершин.
— Здесь длинные зимы, — сказал Каредек.
Райннон повернул свою крупную голову и оглядел снежные вершины гор, сияющие под ярким солнцем. С каждым днем линия снега поднималась все выше, но на одном-двух пиках он останется лежать все лето.
— Здесь длинные зимы, — наконец промолвил Райннон.
— И сильный ветер?
— И ветер тоже, — сказал Райннон.
— Но жизнь у тебя неплохая, — сказал Каредек. — Ты свободен.
Райннон проницательно глянул на него. Так орел смотрит на орла через безмолвное море воздуха.
— Сейчас я свободен, — сказал он и слегка улыбнулся.
Каредек улыбнулся в ответ.
— Да, ты чуток поволновался, — гордо произнес он.
— Сутки напролет. Я знал, что мы должны повстречаться.
— Мы встретились, — сказал шериф.
Он кивнул себе, словно за этими двумя словами последовали другие, произнесенные в глубине сердца. Потом добавил:
— Чем все закончится?
— Нельзя все время жить отдельно от стаи, — откровенно ответил Райннон. — Мне это известно.
— Но и в стае ты жить не будешь?
— Ну как, черт возьми, я могу жить в стае, Оуэн? Ведь они меня знают. Они меня очень хорошо знают!
— Конечно, знают, — сказал шериф.
Он встал, и они вместе двинулись по склону. Из-за скалы выскочил кролик и поскакал перед ними. Мелькнули два револьвера. Раздался грохот двух выстрелов. Кролик превратился в кровавый сгусток мяса и шерсти.