Поют черноморские волны
Шрифт:
«Танки Рублева побеждают в ночном бою», — звучит строка моих давних записей.
Да! Кавалером ордена Ленина стал и младший лейтенант Николай Тихонович Рублев. Его танки получили боевое задание — внезапно, из засады, рвануться навстречу моторизованной колонне противника и уничтожить ее. По данным разведки, фашистские машины, броневики, танки идут с зажженными фарами, боясь потерять дорогу в снежном буране. Танки Рублева также зажгли фары и когда на больших скоростях поравнялись с колонной, немцы стали сторониться, считая, что идут машины генерала Шмидта. Рублевцы ударили из пушек и пулеметов… Ночной бой был ожесточенным, но коротким и закончился полной победой советских танкистов.
Так в боях разных родов войск раскручивалась та самая пружина наступательной операции, которую с непревзойденной смелостью и мастерством закрутили здесь, в северных лесах, в непосредственной близости от Тихвина командарм Мерецков и его штабы.
Читатель поймет, конечно, что на этих страницах даны штрихи лишь одного из витков этой пружины. Ведь кроме нашей Северной опергруппы бои за освобождение Тихвина вели войска Восточной, Южной оперативных групп, 65-я стрелковая дивизия полковника Кошевого (о ней мы еще расскажем). Войска захватчиков в Тихвине были обложены, как волчье логово. Но Гитлер и его клика требовали от своих войск любой ценой удержать Тихвин, с которым связывали далеко идущие планы… С каждым днем ожесточенность боев нарастала. И, несмотря на превосходство сил противника, так неудержим был наступательный порыв советских войск, так мудро спланированы вся операция и удар каждой опергруппы, что инициатива все время находилась в наших руках. Уже 25 ноября по всему фронту прозвучал приказ-обращение командарма Мерецкова:
«Первый этап борьбы за Тихвин закончен успешно, значительные силы противника окружены в районе Тихвина, но еще продолжают упорно оборонять подступы к городу и самый город…
Приказываю:
Штурмовать город Тихвин и уничтожить засевшего в нем противника».
Так же, как золотом на мраморе, высечены тысячи имен героев старой русской армии на стенах огромного Георгиевского зала Московского Кремля, так, наверное, надо бы увековечить и всех героев 1941 года! И потому, что они были первыми, и затем, чтобы знали современники и потомки, что и в самые печальные, самые трудные месяцы Отечественной войны, когда сильнейший враг, казалось, безудержно рвался к Москве и Ленинграду, части Красной Армии не только отходили, но и смело наступали, умело били, уничтожали гитлеровские дивизии и корпуса, втаптывая в пыль и снег чванливый миф о «блицкриге»…
Почти две недели днями и ночами не прекращались штурмовые сражения за Тихвин. И каждый день мы узнавали все новые и новые имена героев… И больно и тяжело было знать, что слава многих наших друзей добыта ценою жизни…
Вы прочтете на этих страницах о героях Советского Союза политруке танковой роты М. К. Кузьмине и комиссаре славного саперного батальона А. Г. Ястребове, отдавших свои молодые жизни в этих боях. Их имена незабвенны. В Тихвине есть улица Кузьмина, а на здании политехникума на тенистой улице села Березовик, где погиб Ястребов, установлена мемориальная доска в честь подвига героя.
Несколько раз упоминается в моих фронтовых записях Михаил Пятикоп — тридцатидвухлетний старший лейтенант из 46-й танковой бригады. Во главе одиннадцати танков он нанес ошеломляющий удар по немцам в первом тихвинском наступлении — на Кайваксу, 11 ноября. Бой продолжался и утром следующего дня, и здесь танк командира был подожжен. Пятикоп повел своих танкистов в рукопашную схватку и пал, изрешеченный фашистскими пулями. Но немцы были выбиты из Кайваксы, танкисты Пятикопа мчались на Тихвин… Через пять дней после его гибели Указом Президиума Верховного Совета от 17 ноября 1941 года Михаилу Евгеньевичу было присвоено звание Героя Советского Союза, он похоронен там, где началась Тихвинская операция — на высоком холме в деревне Сарожа, под светлыми березами. Имя Пятикопа присвоено школе в селе Кайвакса.
Более тридцати лет хранится у меня газетная страница с рассказом очевидца о славной жизни и героической смерти танкиста Василия Михайловича Зайцева.
«Танк стоит на дороге. В его гордой груди зияет пробоина, задымлены и почернели бока. В этой машине погиб молодой танкист Василий Зайцев. Он говорил:
— Мы и летчики. Разве хоть один из нас бросит машину, хоть один сдастся в плен? Лучше, честнее — умереть. Пусть уж у дочки память об отце будет.
Этот разговор происходил в лесу, когда Зайцев вернулся из удачного похода. Только что была отвоевана у немцев деревня Новый Погорелец. Зайцев был очень оживлен. И в памяти осталась его высокая фигура в синем комбинезоне, веселые голубые глаза и мальчишеская привычка обстругивать перочинным ножом палки. Он сидел на поваленном дереве и, счищая кору с березовой ветки, рассказывал:
— Когда мы ворвались в деревню, я сразу ударил по желтому дому. Он загорелся, огнем охватило дверь. Фашисты, как клопы, посыпались из окон. Я стал стрелять по ним из пулеметов. В огороде у них были блиндажи; я этого не знал. Они побежали к огородам и сразу показали мне свои укрытия. Дал я им жару — блиндажи взлетели на воздух.
Потом подсчитали итог дня: около 300 убитых фашистов, пулеметов 20 штук, 2 пушки…
Он жил как герой и умер геройской
Едкий дым застилал глаза и душил. Радист передал по радио:
— Горим, но продвигаемся вперед.
Враги ждали, когда выйдут наши из горящего танка. Но люк был закрыт наглухо. Только торопливо строчил пулемет. Скорее, пока еще бьется сердце, пока еще не померк свет в глазах, пока есть время!..
Он зажег фары, но уже не видел дороги. Давя фашистов, их орудия, автомашины, танк мчался на предельной скорости. Потом, подбитый, стал. Но еще строчил пулемет, и враги не могли подойти к машине. Потом пулемет замолк…
Зайцев любил Родину сильнее жизни, и Родине он отдал свою жизнь.
А в родном Петрозаводске, на Онежском озере, Василия Зайцева помнят как человека самой мирной профессии — он работал здесь агрономом в пригородных совхозах. Живет он в памяти друзей веселым, бодрым запевалой и в работе и на досуге. Вспоминают, о тракторах говорил: «красивые»…
Дома у Зайцевых хранят последнее письмо Василия из-под Тихвина: «Все время в боях. Мои красавцы танки делают чудеса… Обо мне не беспокойтесь…»
Василию Зайцеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Звание Героя СССР посмертно присвоено и его стрелку-радисту Андрею Ивановичу Ращупкину. Они похоронены в Тихвине, на площади Свободы, имя Зайцева присвоено одной из улиц города.
К сожалению, я не могу здесь так же подробно рассказать и о всех других героях первых наступательных боев, отмеченных орденами и медалями в декабре 1941 года. Широко известно, например, имя артиллериста, заряжающего 127-го артполка Ильдара Манановича Мананова. Словно сказочный чудо-богатырь, он, оставшись у орудия один, продолжал сокрушать врага — сам подносил снаряды из леса, сам заряжал, сам вел огонь… Мананову 17 декабря 1941 года присвоено звание Героя Советского Союза, он прошел войну до победного конца, и к «тихвинской» Золотой Звезде прибавилось немало других наград. Ильдар Мананов сейчас почетный гражданин города Тихвина. Рядом с Манановым в моей записной книжке значится имя командира его батареи — лейтенанта Георгия Рясина, награжденного в те же дни орденом боевого Красного Знамени. Бесстрашный до самозабвения, Рясин под огнем врага стремительно передвигал свои пушки на новые позиции, все вперед и вперед. Он сам ходил в разведку, выявлял скрытые артиллерийские, минометные батареи немцев и метко уничтожал их, открывая путь наступающей пехоте…
Группа разведчиков в поисках «языка» подобралась к самому вражескому блиндажу. Залегли почти у входа. Когда рядом появился унтер-офицер, разведчики мгновенно скрутили его, но он успел позвать на помощь. Не теряя ни секунды, политрук Вольский и рядовой Крылов ворвались в блиндаж, открыли стрельбу и, воспользовавшись паникой, вытащили из гнезда станковый пулемет, коробку с лентами, дали несколько очередей, побежали к лесу и исчезли как призраки. Немецкий пулемет был доставлен ими в свою часть и тут же введен в бой… Бесстрашные разведчики Федор Алексеевич Вольский и Александр Сергеевич Крылов в числе первых награждены орденом Красной Звезды.
А лейтенант Лукашевич!.. К сожалению, не запомнились его имя и отчество, но о мужестве этого командира писала и «Правда». Во главе группы автоматчиков Лукашевич вел ближний бой с гитлеровцами, оказался окруженным, а тут заело что-то в автомате. Лейтенант — богатырского сложения и силы — стал орудовать прикладом, пробился к своим, и схватка завершилась полной победой наших автоматчиков.
Нечасто встречается фамилия — Перетятько. И я сразу же вспомнил нашу встречу в самый канун штурма Тихвина. Предстояло форсировать Тихвинку у сильно укрепленного узла сопротивления Лазаревичи. Снаряды и мины врага несли смерть, мешали продвижению вперед. И тут на самый берег реки, в самые передовые позиции пехоты, группа артиллеристов подкатила свои орудия, и лейтенант в белом полушубке встал над обрывом, под поистине ураганным огнем гитлеровцев спокойно поводил биноклем, и казалось, даже весело, стал подавать одну за другой команды своим орудиям. И одна за другой были подавлены почти все огневые точки немцев. Раздалось громовое «ура» нашей пехоты…
Позже мы с батальонным комиссаром Николаем Томзовым разыскали комбата, пожали ему руки, познакомились. «Лейтенант артиллерии Перетятько, — представился он. — Сергей Саввич»… Он был среди первых награжденных орденом боевого Красного Знамени.
Последний этап боев за Тихвин, освобождение города связаны со штурмом поселка Лазаревичи, превращенного немцами в укрепленный пункт. Чтобы выбить противника из Лазаревичей, нужно было форсировать Тихвинку. Форсирование реки под огнем артиллерии, минометов, пулеметов и авиации врага всегда трудное и героическое дело. Тут же немцы бесновались невероятно, стремясь любой ценой удержаться в Лазаревичах, чтобы дать возможность вывести свои войска из окружения.