Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

* * *

Я освещен закатом бурным, Увенчан шапкой снеговой, Я взор полусокрытый свой Скрестил во льдах с лучом лазурным. Ничто, ничто моей мечте Теперь противиться не смеет, Лишь захочу — и вихрь взвеет В неизмеримой высоте. Мое паденье здесь нарушит Движенье медленных снегов, Оно засыплет и задушит Огни вечерние лугов. И сердце, верное когда-то, Развеется в звенящий прах, И эхо грозное в горах Играть им будет до заката. Но белой

смерти не пошлю Предателям с моей вершины, — Я умер сам во мгле долины, — Не ненавижу, не люблю. Одно отчаянье возносит Меня к мерцающим звездам, Но ничего, ни здесь ни там, Душа не хочет и не просит.

* * *

1

Шурша, коляска подъезжала К неосвещенному крыльцу, Кобыла в яблоках заржала Вслед вороному жеребцу. Я дал ему с размаха шпору И ускакал немедля прочь, За первым поворотом в гору Меня легко настигла ночь. Высоко месяц плыл двурогий, Смотрели звезды на меня, Я долго мчался по дороге, Потом умерил бег коня. Он жарко поводил боками, Жевал устало удила, И пена мыльными клоками Покатывалась у седла. Прохладный утренник коснулся Моей обветренной щеки, — Роняя повод из руки, Я вздрогнул и как бы проснулся.

2

Над темной степью облака Приметно по краям алели, У ног моих два-три цветка В росе холодной тяжелели. Луны поблекший полукруг Скатился в тучку дождевую, — Я вытер лоб рукой и вдруг Упал ничком в траву сырую. Рассвет приблизился давно, Уже туман гулял низами, Ржал конь, мне было всё равно, — Я плакал злобными слезами. Я дал им волю. Холод их Меня пронизывал глубоко. Но не было в слезах моих Ни облегченья, ни урока.

3

Печорин — образ роковой, Сошедший со страниц романа, Рожденный прихотью тумана Над охлажденною Невой. Чело, высокое без меры Под бледной ледяной корой, Кавказский сумрачный герой Далекой Веры, бедной Веры! Зарывшись в жесткую траву, Мы плакали беззвучно оба, Во сне ль одном иль наяву, О женской верности до гроба.

АТОМ

В звонки, в гудки, в разлад каретный Горошком сыпется свисток, Но, упраздняя мир запретный, Вскипает пеной многоцветной, Бурлит на площади поток. Аптеки, банки, писсуары, И люди, — смыты в полчаса, — В широкий путь, на тротуары, Сирень раздула паруса. В окне запущенной больницы, На каждой двери и трубе Сирень ветвистая толпится, И пыльный город — только снится Иному самому себе. И в летнем баре полосатом, Где шумно дышат малыши, В стакане солнечном виши, В твоем смущеньи виноватом, — И всюду — неделимый атом Любовью взорванной души.

РУССКАЯ

Целый день шагал без дела, Дошагался, нету дня, — Что ты, друг мой, присмирела, Молча смотришь на меня? Скучно ль стало в нашей клетке, Слова некому сказать, Хорошо б зайти к соседке Посидеть да повязать — — От соседки толку мало, — Ведь она еще вчера Кучу кружев навязала И сбежала со двора — Знаю,

знаю, пусто в доме, Все пропали, кто куда, — Кто к Фоме, а кто к Ереме, Словно сгибли без следа. Хоть зарежь кого, — услышит Разве нянюшка одна, Да и та живет — не дышит, Не отходит от окна. Не приметит, — не увидит, — Леденцы весь день сосет, За день мухи не обидит, На меня не донесет. Сядь ко мне, моя подружка, Моя верная жена, Тут помягче и подушка Для тебя припасена. Уложу тебя, накрою, Сладко будет полежать, Навалюсь и сам горою, Кликну няньку подержать. У старушки силы хватит Оторваться от скамьи, Полотенцем перехватит Ножки резвые твои — Не ходить тебе дозором Слушать в роще соловья, Не гулять с прохожим вором, Сероглазая моя.

* * *

Зажал на черный день копейку Самонадеянный дурак, Купил немую канарейку Неисправимый мой чудак. О подвигах поэт поведал (На этот раз совсем не так), И сытый плотно пообедал, И выпил лишнее бедняк Неосторожно, натощак — Жизнь вертится, бежит вразвалку, Срывается, летит в дыру, — И сердцу никого не жалко На этом нищенском пиру.

МОЙ ГОРОД

В подъездах дворники мечтают, Грустит у будки часовой, И розы белые летают Над осторожной мостовой. Сереброкрылые виденья, Слегка кренясь на облучке, Скользят бесшумно от Введенья И пропадают на Толчке. И некто с Пушкиным и Блоком, Подняв лебяжий воротник, В аптечном пламени широком Ночным мечтателем возник — Мой неопознанный двойник.

* * *

Под пальмой на песке горячем Глядим в прозрачную волну, Бросаем жемчуг в глубину И рыбок весело дурачим. Розовоперые стада Проходят облаком под нами, И обзывает без стыда Нас глупый попугай лгунами. Маори, марево морей, Цветок из царства голубого, В бумажных дебрях букварей Не уместившееся слово — Лагуны светлые твои, Твои коралловые тени, Твои зеркальные ручьи И соловьиные сирени, — Я упраздняю навсегда Все таможни и все границы, Одна воздушная среда Для человека и для птицы, Мой мир веселый — отдаю Всему крылатому народу, — Поэт беспаспортный, пою Одну любовь, одну свободу.

ЕВА

Склонясь над скважиной замочной, Он подает условный знак, — Рукой нечистой и порочной Указывает на чердак. Я вижу — ангел золоченый Над ветхим ложем голубым С улыбкой нежной и смущенной В вечерний отлетает дым. За ним струится полог пыльный, Весь в ржавых пятнах иль в крови, Отягощенный мглой обильной, Былыми вздохами любви. И на постели полосатой, На беспружинном тюфяке Адам ладонью грубоватой Проводит по своей щеке. А рядом, вырастая слева, Лишь дуновение вчера, Как утренняя роза, Ева Выходит из его ребра. Еще не омраченным взором Глядит на мужа своего, На рай запущенный, в котором Дремотно дышит божество.