Пожалуйста, только живи!
Шрифт:
И теперь поздно сетовать, каяться, куда-то рваться. Поздно. Ее нет больше. А значит, на родине у него никого не осталось.
Рита… Он не видел ее пять лет. Надо быть крайне наивным, гребаным идиотом, чтобы надеяться, что девушка, которую не видел пять лет, а до этого – еще два года, верно ждет тебя и надеется на скорую встречу. У нее давно другая жизнь, то, детское, забылось, стерлось из памяти. Может быть, у нее семья, муж, Марат приедет – и поставит ее в неловкое положение. И что тогда? Куда ему податься? Дома у него больше нет, работы и образования – тоже. Да и кто знает, что за это время произошло на родине? Может быть, милиция до сих пор его
Так что же, ехать неизвестно куда? В страну, где никто его не ждет, жизни в которой он давно не представляет? Для чего? Податься в охранники? В бандиты? Тогда уж лучше остаться здесь, подписать новый контракт. По крайней мере, это он делать умеет, к военной жизни давно привык, а здесь, на гражданке, чувствует себя чужим и нелепым.
И все же, все понимая, трезво прикинув все варианты, Марат продолжал почему-то торчать в дурацком отеле, смотреть на море и повторять мысленно цифры телефонного номера Ритиного приятеля. Как будто оставляя себе последнюю надежду.
Вчера вечером он наконец решился, набрал заветный номер, но телефон не отвечал. Марат снова и снова набирал его, теперь, после принятого решения, с каким-то жадным остервенением, торопливо, привычно прикусив подушечку большого пальца. Но трубку никто так и не снял. Впрочем, может быть, этот – как его? – Лева давно уже и не жил в той квартире.
Марат сделал еще одну попытку утром, и вот теперь связь оборвалась окончательно. Ну что же, значит, все решено.
Он запер номер, спустился вниз по узкой неудобной лестнице. В столовой, маленькой, тесной, оклеенной затертыми обоями с ситцево-цветочным узором, пахло круассанами и кофе. Мадам Шаброль, неизвестно почему проникнувшаяся к Марату почти материнской любовью, как обычно села напротив него и принялась наблюдать за его завтраком, треща без умолку:
– Мой муж, Клод, умер семь лет назад. Как я его любила, вы себе представить не можете! Со дня его смерти у меня больше никого не было, верите ли, Марк?
Глядя на ее сморщенную обезьянью мордочку, Марат охотно бы ей поверил, если бы не видел своими глазами, как мадам Шаброль увлеченно флиртует с пекарем из булочной напротив, седым пузатым добряком, поставлявшим в отель свежую выпечку.
– Так что, вы решили что-нибудь, мой мальчик? – мадам Шаброль доверительно склонилась к нему.
Решил ли он что-нибудь? Марат вытащил пачку сигарет, спросил:
– Вы не возражаете?
– Ох, что вы, что вы, – захихикала мадам Шаброль. – Я и сама возьму у вас сигарету, если позволите. Вспомню юность. Вы не представляете, Марк, что я творила, когда была девочкой…
Она снова пустилась в бесконечные воспоминания.
Марат вспомнил вдруг о клочке бумаги, который вот уже несколько лет валялся у него где-то в бумажнике. Николь. Медсестра из Косово. Смешливая девушка с ямочками на щеках. У него ведь есть ее номер, он может найти ее. Черт его знает, вдруг она предложит ему остаться с ней в Париже. Тогда он спокойно дождется оформления гражданства и останется здесь, во Франции.
Николь… У нее были ловкие и сильные руки медсестры. Когда ее чуткие пальцы пробегали по его телу, Марату казалось, что она не просто ласкает его, но попутно проверяет пульс, убеждается, что он здоров и чувствует себя хорошо. Она была милой и нетребовательной. Она не станет ни о чем его спрашивать, не будет давить. Может быть, с ней он будет счастлив, найдет работу, заживет нормальной
Он откинулся на спинку стула и под жужжание мадам Шаброль попытался представить себе эту жизнь. Париж, квартиру, светлую спальню, где он мог бы просыпаться, девушку, ждущую его на кухне с завтраком. Девушку, так похожую на Риту. Но… не Риту!
К черту! Марат мотнул головой, отгоняя дурацкие фантазии. Ему никто не нужен. Он просто не умеет жить на гражданке. Весь этот месяц просыпается с криком, подскакивает на постели, потому что видит во сне лишь взрывающиеся красным трупы и целящиеся в него дула. Там, в легионе, ему ничего не снилось, он опускал голову на подушку и проваливался в черное блаженное забытье. А здесь… Там он был спокоен, собран и понимал, что и зачем делает. Здесь же он шарахается и хватается за то место, где раньше была кобура, от каждого шороха. Он не знает, куда себя приткнуть, бродит по городу и таращится на заходящие в порт корабли. Он сомневается и ничего не может решить. Он зачем-то звонит по не отвечающему номеру женщине, которая давно его забыла. Он мечтает о жизни с другой женщиной, которая ему и вовсе не нужна. Офицер безопасности был прав, ему нужно вернуться. Только там его настоящая семья, его дом – тот единственный, который он заслужил.
– Так я тебя совсем заболтала, прости глупую старуху, – кокетливо хихикнула мадам Шаброль. – А между тем ты мне так и не ответил, что ты решил, Марк?
И Марат, смяв в пепельнице окурок, твердо заявил:
– Я остаюсь. Завтра пойду в вербовочный пункт и подпишу новый контракт.
4
Марат той осенью так и не приехал. Наступила зима, потом весна, лето, а его не было. Не вернулся он ни следующей осенью, ни через два года. И Рита перестала ждать его.
Московская жизнь менялась медленно, незаметно, но неизменно. Ушли в прошлое бандитские девяностые с их вульгарным шиком. Вчерашние братки теперь стремились окультуриться, объевропеиться и легализовать активы. Эти перемены, происходившие постепенно, тем не менее бросались в глаза. Рита осознала это, оказавшись однажды на дне рождения одного из бывших бандитских авторитетов, а ныне – уважаемого бизнесмена Журавского.
Журавский был давним Левкиным знакомым. Еще несколько лет назад он пригласил Левку поработать над портфолио своей дочери, тогда – начинающей актрисы. Теперь Екатерина Журавская стала уже известной и популярной артисткой и неизменно отказывалась доверять свое лицо кому бы то ни было, кроме Беликова.
И вот сегодня Журавский пригласил Беликова на юбилей, а тот, воспользовавшись очередным отъездом Виктора, взял с собой Риту. Празднование происходило в крупном московском казино, и Рита, оценивая обстановку, невольно сравнивала атмосферу, царившую в зале, с той, что запомнилась ей некогда в «Фортуне». С тех пор она много бывала в казино, не предпринимая, правда, больше попыток обмануть заведение. Но именно в этом, самом пафосном на сегодняшний день, оказалась впервые.
В интерьерах было теперь заметно меньше позолоты и блеска, больше вкуса, стиля, спокойных выдержанных тонов. Гости Журавского сменили двубортные пиджаки и толстые золотые цепи на легкий европейский шик. Кажется, и мода на спутниц изменилась. Влиятельных мужчин сопровождали теперь не смазливые модельки, пленяющие своей юностью, а законные супруги, возрастные холеные дамы с идеально подреставрированными в лучших клиниках пластической хирургии лицами.