Пожалуйста, только живи!

Карпович Ольга

Кажется, она и сама рада была прервать эту мучительную сцену, выбраться на воздух.

Парк аттракционов не произвел на Марата большого впечатления.

– В Диснейленде интереснее, – бросил он, недовольно скривив губы.

Рита присела около него на корточки, отвела со лба непослушную вьющуюся прядь.

– Если бы ты жил со мной в Москве, мы могли бы приезжать сюда каждые выходные. Тебе бы понравилось…

– А папа? – вдруг ревниво спросил мальчик. – А папа был бы с нами?

– Папа… – смешалась Рита.

Она не знала, что ответить,

как предложить этому такому родному, любимому до обморока и внезапно ставшему чужим мальчику бросить всю привычную ему жизнь – страну, дом, школу, друзей, язык, на котором он привык говорить, – и вернуться к ней, матери, которую за время разлуки он почти забыл.

– Нет, мам, знаешь, лучше ты приезжай к нам с папой, – предложил Марат и улыбнулся.

У него не хватало переднего зуба. Выпал. Боже, она даже не знала, что у ее мальчика выпал первый молочный зуб!

Марат все же вскарабкался на одну из каруселей, сохраняя несколько пресыщенный и брезгливый вид. Рита, чуть прищурившись и приложив ладонь к глазам, защищаясь от яркого солнца, смотрела, как мелькает на кружащейся карусели его полосатая футболка.

Кратов стоял чуть поодаль, подчеркнуто не мешая бывшей жене общаться с сыном, но и не оставляя их наедине. Только теперь Рита как следует рассмотрела его – до этого момента все ее внимание приковано было к Марату. За эти два года Борис еще сильнее поседел, жесткие, коротко остриженные волосы топорщились аккуратным белым ежиком. Как ни странно, это только придало ему определенного шарма – представительный солидный мужчина, умное, тонкое и в то же время решительное и волевое лицо. Лицо, которое она так истово ненавидела эти два года, которое мечтала уничтожить.

Казалось невозможным, что когда-то они спали в одной постели, касались друг друга, разговаривали, смеялись. Что и теперь, после всего, что этот ублюдок сделал с ее жизнью, они мирно стоят рядом, не бросаясь друг на друга с кулаками.

– Ты для этого привез его, да? – хрипло спросила Рита.

Кратов перевел на нее взгляд. Холодные бесстрастные глаза смотрели на нее сквозь очки в тонкой золотой оправе. Господи, до чего же ей хотелось долбануть по ним кулаком и с отстраненным интересом смотреть, как входят в кожу мелкие осколки.

– Привез, чтобы показать мне, что он отвык, что ему хорошо без меня? Что я не должна пытаться вернуть его, потому что он доволен своей жизнью?

Кратов коротко пожал плечами. Конечно, он не станет ничего ей отвечать, она и сама прекрасно понимает теперь его мотивы. Он боялся, что теперь у нее и в самом деле появились шансы отвоевать ребенка, и хотел, чтобы она сама отступилась от этой затеи. Хотел продемонстрировать ей, что сын счастлив, и вырывать его теперь из привычной жизни означает снова заставить пережить стресс, с которым он едва справился два года назад. Подонок, он успел неплохо изучить Риту за годы супружества, знал, что она скорее сама загнется от тоски, чем позволит себе нанести вред Марату…

– Гребаный манипулятор, – процедила она. – Тебе ведь нравится дергать людей за ниточки, да? А до их чувств тебе нет никакого дела?

– Маргарита, не надо о чувствах, – скривился Борис. – Тебе самой особенно никогда не было дела до моих. Почему я в таком

случае должен быть альтруистом? Я готов пойти тебе навстречу, организовывать тебе встречи с Маратом во время его каникул. Ты можешь приезжать к нам, или я могу привозить его сюда, как мы с тобой договоримся. Но жить здесь, с тобой… Ты сама видишь, ему хорошо в Америке, он учится в престижной школе, у него друзья, перед ним открыты все возможности. Ты можешь, разумеется, попробовать оспорить мои права в суде, но он сам скажет, что хочет остаться со мной, ты же это понимаешь.

– Понимаю, – прошептала она. – Будь ты проклят, Кратов, ты понял? Будь проклят!

Через две недели она сама проводила Марата в аэропорт. За это время скованность первых встреч исчезла, мальчик сам охотно обнимал ее, рассказывал о каких-то своих школьных делах, периодически срываясь на английскую речь. Рита в последний их вечер не сдержавшись, вздохнула:

– Мальчик мой, как бы я хотела, чтобы ты остался со мной подольше!

Марат, напустив на лицо взрослое серьезное выражение, возразил:

– Мама, но ведь дома меня ждет Черчилль! Как же я могу бросить его так надолго.

Рита уже знала, что Черчиллем зовут английского бульдога, подаренного Марату в прошлом году на день рождения и обожаемого им больше всего на свете.

– Конечно, – кивнула она. – Конечно, Черчилль ждет, я понимаю…

– Ну ма-а-ам, – ласково протянул ее сын. – Ну, не расстраивайся! Лучше ты к нам приезжай, договорились?

– Договорились, – кивнула она, сглотнув комок в горле.

В аэропорту Марат в последний раз обнял ее, обвив тонкими руками шею. Ткнулся носом ей в плечо и вдруг прошептал:

– Мамочка! Я тебя сильно-сильно люблю, правда!

Но уже через секунду отстранился, важно надвинул на глаза кепку и, сунув ладошку в руку отца, зашагал с ним к стойке регистрации.

Из аэропорта Рита поехала к Левке. Он открыл ей дверь, отстранился, пропуская ее в квартиру. За последние месяцы Левка сильно похудел. После расставания с гребаным Артуром ему так и не удалось завязать с героином. Рита тысячу раз уговаривала его пройти реабилитацию, упрашивала, угрожала. Левка же лишь отмахивался от нее, утверждая, что держит все под контролем, что зависимости у него нет и колется он лишь изредка, используя героин в качестве антидепрессанта. Рита, однако, сильно сомневалась в том, что это было правдой. Хватало одного взгляда на его истончившуюся до угловатости фигуру, на запавшие глаза и утратившие былой блеск волосы, чтобы понять, что у Левки серьезные проблемы с наркотиками.

Однако сегодня заводить с ним разговор о реабилитации Рита не стала. Она обессиленно упала на диван, уткнулась лицом в подлокотник и простонала:

– Левка, у тебя есть?

– Что? – уточнил он, опускаясь рядом и поглаживая теплой рукой ее лодыжку.

– Сам знаешь что, не включай идиота. Как будто я не знаю, какой милой привычкой наградил тебя этот гребаный Артур.

– А, ты об этом. Есть, – кивнул Левка. – Но я тебе не дам, Гретхен.

– О, ради бога, не начинай морализаторствовать! – возмущенно вскричала Рита. – Тебе что, жалко, что ли? Ну дай, Левка, пожалуйста! Мне так плохо…