Пожар Латинского проспекта. Часть 2
Шрифт:
«Хорошо, – «сдулся» я про себя вслед за Мишей Ушаковским, – что мы оба об этом знаем!»
Мы прошли немного молча.
– Да ладно… Скорей бы в море уйти – море всё спишет!
– Будешь там, где-нибудь в Рио-де-Жанейро, в белых штанах на дискотеке класс показывать, – с грустинкой, как показалось, улыбнулась она.
– Да куда там! – Я не хотел, чтобы она печалилась хоть чуть: не для того к ней был приставлен! – С кем? Без партнёрши-то своей – первой!
– Ты у меня тоже – первый партнёр…
Вот так да!
– Как, а когда ты в школе танцевала?
– Но это было давно так! Там был Дима – лучший Сергея друг. Как оказалось потом,
– А чего же не признался?
– Не хотел дорогу Серёге переходить – дружба! Не смог через это переступить.
Мне оставалось лишь покачать головой – да ладно: «давно так» – так давно!
Любовь бы Гавриле в юности такую – уж он бы смог! Шаги основные, не спотыкаясь, проходить.
Ты видела, как всё с твоим приходом озарилось?Артём на радостях рукою – правою! – к себе пригрел.Каким там снобам значимым такое снилось?Нести, напастям вопреки, в мир этот счастье – твой удел!Вот так вот! И шелуху чтоб строго в урну сплёвывали!
– Слушай, Тань, а что это обозначает, если особа женского пола тебя – вот так – за живот щипанёт?
– Заигрывание сексуальное – явное, причём! Нахимова, что ли?
– Да не, не! Не со мной, вообще – с другим, там, одна…
И-э-эх, красиво бы было! Романтично – жуть тебя берёт! До мурашек по коже!
Эх, но когда то ещё будет?
И кто её будет тогда с танцпола провожать? Чья рука в танце стан её свойски подхватит?! С ума сойти!
В субботу я отправлял своих в Польшу. В двухдневную, как обычно, турпоездку. Затемно – в семь утра был уже сбор у школы – втроём вышли мы из подъезда: я нёс в руках малиновую дорожную сумку, до пяти, как обычно, раз ещё не повышая голоса отбрыкиваясь от Татьяны («Давай, говорю, вместе понесём!»). Семён – путешественник уже со стажем, бодро нёс свой рюкзачок за плечами («Наконец-то поем настоящую французскую булку!»).
«В чемодане ложка, вилка!.. «Крокодил» за прошлый год… Да початая бутылка!.. Да засохший бутерброд!» – пел я, к смеху своих, запомнившиеся строчки незнаемого мною барда: надо было разогреть своих пилигримов в морозной темноте. Пусть будет весел и лёгок их путь!
Подъехал, гулко перезванивая своими стальными чреслами, трамвай, я посадил путешественников в его светлое, тёплое нутро. «Дальше нас не провожай, там уж до школы мы сами дойдём!» – Татьяна никогда не настаивала, а я не хотел рисоваться перед её учениками и коллегами.
А вот Сергей, рассказывала Татьяна, как заботливый муж, провожал Любу всегда – до самого отъезда автобуса. Да потом она ему звонила чуть не через каждые двадцать
Любовь какая!
Знатно было бы, конечно, вернуться в тихую сейчас тёщину квартиру, завалиться на диване опустевшей нашей комнаты, включить без звука – на все пятьдесят его кабельных каналов – телевизор, а может быть даже: «Да початая бутылка, да засохший бутерброд!» – суббота, всё-таки! Но – отпадало! Именно потому, что суббота: практика в студии – в два часа дня. А сейчас надо было идти «деньгу ковать»: на этой неделе я снял евро со счёта («Семёну за визу надо заплатить, и с собой чтобы наличных – не менее 50 евро было»), те самые, что клялся и божился милой банковской кассирше только множить.
Накануне я дал фирменное, по былым временам, своё объявление: «Кладка и ремонт печей, каминов, чистка дымоходов» в пару бесплатных газет и позвонил Славе – чего, в самом деле, пока какой-никакой клиент не отыщется, бездельничать, на диване ногами кверху лежать. В сущности, я всегда ведь на него рассчитывал, убеждая и Татьяну: «Пока, как раз, документы морские буду делать, работа у Славы – самый замечательный вариант! Деньги-то на тот момент всё равно будут нужны – и на прожитьё, и вам, в море уходя, что-то оставить. А у него – куча для меня работы, когда надо будет мне, допустим, по бумагам, днём – отскочил, в любое время вернулся, вечер, если что, для работы прихватил, а то и в ночь остался». Татьяна, вздыхая, соглашалась нехотя: где бы уже это время не перебился, лишь бы в море ушёл! Без щенячьего восторга разделял мои планы и Слава. Он ведь серьёзно на меня рассчитывал, надеясь, что какое-то время я поработаю с ними конкретно, а не набегами, да между делом.
Нет! Мне надо было уже в море! Я выручил тебя, Слава, той неделей своей работы на Емельянова – даже после нашей с тобой, по дороге туда, склоки в самом её начале – как положено другу. Тебе было надо, и я взялся спасать загубленный твоими мастерами объект. Выудив из опыта полутора десятков шабашных лет единственно возможный спасти дело вариант. Своими руками же эту идею и осуществлял, успевая – времени к сдаче было в обрез – тут же учить помощников, набранных тобою вчера с улицы, не жалея горла и сил на воодушевление, посредством жизненных баек, их, хмурных с похмелья и недосыпа, на трудовой подвиг. Который таки мы свершили – фактически задаром. Но не даром увещевал я, проявляя чудеса дипломатии, разуверившихся уже было хозяев, что закончим мы, конечно же, к сроку – как всегда у нас и бывает! – втуляя мягко, но убеждённо, что ещё и повезло им несказанно – получат чистый эксклюзив! Склоняя ещё и повинную – за тебя! – голову: «Да Слава на меня рассчитывал! А я всё никак с Ушакова расквитаться не мог – вот только-только к вам и вырвался».
Мы сменили минусы на плюсы. Ужасающая взор халтура превратилась в радующую глаз работу. Эксклюзивную: всякая ручная работа – эксклюзив.
Ну, а теперь у меня – свои дела. Свои, к осуществлению, планы.
И в этот остаток до рейса времени я уже не хочу творить – дайте мне выносить мусор! Я не хочу быть незаменимым – желаю быть незаметным! Я не желаю быть «с во-от такой буквы «М» мастером – определите меня к кому-то подсобником!
Я хочу в море! Хотя…
– Только, Слава, чур, чур! Документы я буду по ходу делать – отбегать, и по вторникам и четвергам танцпол – это святое!