Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
– Я расходился с ним во мнениях почти по всем вопросам. – Шоу махнул рукой. – Нет, конечно, это не одно и то же. Я вовсе не был намерен уходить от вашего вопроса. Простите. Да, я его не любил. Некоторые понятия, которых придерживается мужчина, фундаментальны, и именно они определяют то, чем этот мужчина является.
– Или женщина, – добавила Шарлотта.
Его улыбка вспыхнула внезапно и осветила все лицо.
– Конечно. Я еще раз прошу прощения. Это весьма передовое суждение, что женщина вообще умеет мыслить; меня удивило, что вы об этом упомянули. У вас, вероятно, весьма необычные друзья. Вы не родственница полицейского
Шарлотта отметила, что он не сказал «смерть Клеменси», и мелькнувшее в его глазах выражение боли в ту секунду, когда он заколебался, тоже не осталось незамеченным. Он может как-то скрывать свое горе, но этот мимолетный промельк, выдавший его чувства, представил его такой стороной, которая ей понравилась еще больше.
– Да. Это мой муж.
Это был единственный раз, когда Шарлотта призналась, что как-то связана с этим делом. Все остальное время она пользовалась своей вроде как анонимностью, чтобы собрать какую-то информацию. Кроме того, жен полицейских не принимают в высшем обществе, точно так же, как не принимают жен торговцев. Коммерция считается делом вульгарным, а торговля – вообще не предмет для обсуждения. По сути дела, сама необходимость зарабатывать деньги вообще не обсуждается в высоких сферах общества. Труд – дело чести, это полезно для спасения души и поддержания нравственных устоев; но чем больше у человека свободного времени, тем более высоким статусом он обладает.
Шоу с минуту стоял неподвижно, и сама неестественность для него подобного состояния говорила о боли, которую он испытывает.
– Видимо, вы приехали именно из-за этого? Собрать о нас побольше сведений? И привезли с собой свою матушку и даже бабушку!
Единственным ответом ему могла быть только правда. Любые альтернативные варианты, как угодно приправленные честными взглядами, будут резать ему ухо и унизит их обоих.
– Думаю, это было именно любопытство, что привело сюда бабушку. Мама, мне кажется, приехала с нею, чтобы сделать этот визит менее… ужасным. – Она стояла, глядя на него через стол с этим вставшим на дыбы бронзовым львом. – Я же приехала, потому что узнала от леди Веспасии Камминг-Гульд и мистера Сомерсета Карлайла, что миссис Шоу была замечательной женщиной, которая отдавала много времени и сил борьбе против власти хозяев трущоб, и что она стремилась изменить законы, чтобы заставить их стать более открытыми и доступными для проверок.
Они стояли едва ли в ярде друг от друга, и Шарлотта чувствовала, как он напряжен и внимателен.
– Мистер Карлайл сказал, что она необычайно упорно занималась этой проблемой, с полной самоотдачей, – продолжала она. – При этом не стремилась добиться общественного признания и взялась за это вовсе не с целью лишь найти себе какое-то занятие, – просто ей было не все равно. Я считаю, что смерть такой женщины не должна пройти незамеченной и нераскрытой и что те, кто ее убил во имя защиты и сокрытия собственных гнусных доходов, должны быть выявлены. И, возможно, подобный скандал мог бы даже помочь решить проблему, которой она занималась. Но ваши тетушки утверждают, что она ничем подобным не занималась. Стало быть, я, вероятно, имела в виду совсем другую Клеменси Шоу.
– Нет, не так. – Теперь его голос звучал спокойно, и он наконец сдвинулся с места, чуть отвернувшись от нее к камину. – Она не считала необходимым сообщать кому-то,
– Но вы-то знали?
– О да. Мне она доверяла. Мы были… – Шоу помолчал немного, тщательно подбирая нужное слово, – друзьями… с давних пор.
Шарлотта удивилась, что доктор выбрал именно этот термин. Неужели он хотел сказать, что они были не просто любовниками? Или, может быть, чем-то менее значительным? Или и тем, и другим?
Шоу снова повернулся к ней и взглянул прямо ей в глаза, уже не стараясь скрыть ни свое горе и печаль, ни их причины. И она решила, что он хотел сказать именно «друзьями», и ничего более.
– Она была замечательная женщина. – Он повторил ее собственные слова. – Я ею всегда восхищался, я обожал ее. В ней таилась огромная внутренняя сила и мужество. Она умела многое видеть и понимать. И смотреть на это открытыми глазами, что могло бы сломать большинство других людей. – Он вздохнул и медленно выдохнул. – Теперь это какое-то ужасно пустое место, там, где она раньше была. И вместе с нею ушли радость и доброта.
Шарлотте хотелось шагнуть вперед и прикоснуться к нему, обнять его, выразить ему свое сочувствие самым непосредственным образом. Но такой жест был бы слишком дерзким, слишком навязчиво-интимным, особенно между мужчиной и женщиной, которые только что познакомились. Все, что она могла сейчас предпринять, это стоять на месте и повторять слова, которые мог бы произнести любой.
– Мне очень жаль, правда очень жаль.
Шоу широко развел руками и снова начал расхаживать взад-вперед. Он не стал ее благодарить; подобные банальности можно было считать чем-то само собой разумеющимся.
– Буду очень рад, если вам удастся что-то разузнать. – Автоматическим движением он поправил тяжелую портьеру, расправив складку, потом повернулся лицом к ней. – Если я могу чем-то помочь, скажите как – и я сделаю все, что в моих силах.
– Хорошо, скажу.
Улыбка на мгновение снова появилась у него на лице, добрая и теплая.
– Спасибо. А теперь давайте вернемся в гостиную. Джозайя и тетушки, несомненно, были страшно скандализированы. Или, может быть, вы хотели еще о чем-то спросить?
– Нет, вовсе нет. Я просто хотела выяснить, не ошиблась ли я в своих предположениях, не существовало ли двух женщин с одинаковыми именами.
– Ну, тогда мы можем покинуть соблазнительный приют и покой библиотеки епископа. – Он огляделся вокруг с унылой улыбкой на губах. – И вернуться в гостиную, в достойное и приличное окружение. А вообще-то, миссис Питт, нам следовало бы удалиться для этой беседы в оранжерею. У них тут великолепная оранжерея, там полно кованых железных подставок с пальмами и папоротниками, цветы в горшках. Это дало бы им еще больше поводов чувствовать себя шокированными.
Она с новым интересом посмотрела на него.
– Вам нравится их шокировать, не правда ли?
Выражение его лица являло собой смесь нетерпения и жалости.
– Я врач, миссис Питт. Я вижу очень много страданий. И меня бесит, когда человек из-за ханжества и чьих-то праздных и больных фантазий испытывает боль, которой можно было избежать. Эти бездельники не способны ни на что хорошее, умеют разве только недобро отзываться обо всем новом; они причиняют людям боль, которой вообще не должно быть. Да, я ненавижу идиотские претензии и притворство и отметаю их везде, где могу.