Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
Мёрдо, услышав это слово, ахнул, как будто его ударили в живот. Он бы скорее позволил какому-нибудь вору или пьянице нанести ему целую дюжину ударов, чем слышать это обвинение в адрес Флоры. Будь на месте Латтеруорта кто-нибудь другой, он бы тут же сбил его с ног – но тут он был бессилен.
– …и я дажи никак не могу назвать их лжецами! – Латтеруорт задыхался от бессильной ярости, так что все готовы были его пожалеть – все, исключая Мёрдо. – Бог ты мой, если б твоя мать была жива, она б все глаза себе выплакала, если бы эт’ видела! Я впервыи за все время, прошедшее с ее смерти,
Флора пристально смотрела на него, еще сильнее выпрямившись. Щеки ее раскраснелись, глаза сверкали, и она набрала в грудь воздуху, чтобы ответить ему. Но потом на ее лице появилось совершенно несчастное выражение, и она ничего не сказала.
– Что, ответить-то нечиво? – требовательным тоном осведомился он. – Никаких оправданий ни найти? Да уж, чиво нет, тово нет. Можешь ток’ утверждать, какой эт’ замичатильный человек, если б ток’ я ни знал его так же хорошо, как ты, так?
– Ты несправедлив ко мне, папа, – ожесточенно ответила она. – И к себе тоже. Мне очень жаль, что ты столь дурно обо мне думаешь. Но можешь думать все, что угодно.
– Ток’ ни нада вот так воображать и заноситься, девочка. – Лицо Латтеруорта отражало одновременно гнев и боль. Если бы она посмотрела на него более внимательно, то могла бы разглядеть в его взгляде еще и гордость и остатки разбитых надежд. Но он выразился явно неудачно. – Я твой отец, а не какой-нибудь юный болван, что волочится за тобой. Ты ищще ни слишком взрослая, чтоб я ни мог посадить тебя под замок, если придется. Я готов принять любого парня, жилающего на тебе жениться, хотя сама ты на таких и внимания не обращаишь. Ты слышь миня, девочка?
Флора вся дрожала.
– Не сомневаюсь, что тебя слышат все в этом доме, папа. Включая служанок в мансарде под крышей…
Его лицо от гнева налилось красно-лиловым цветом.
– …но если кто-то окажет мне такую честь и станет за мною ухаживать, – продолжала она, прежде чем отец успел что-то ей возразить, – то я, несомненно, буду рассчитывать на твое одобрение и благословение. Но если я полюблю его, то выйду за него замуж, что бы ты о нем ни думал.
Флора повернулась к Мёрдо и чуть дрожащим голосом поблагодарила его за информацию, что доктор Шоу жив и здоров. Потом, по-прежнему сжимая в руке его платок, вылетела вон из комнаты, и они услышали ее шаги через холл и вверх по лестнице.
Латтеруорт был слишком взволнован и обескуражен, чтобы искать оправдания и извинения за эту сцену.
– Ни магу сообщить вам ничиво такого, что вы б уже ни знали сами, – резко сказал он, когда в гостиной восстановилась тишина. – Я услышал колокола и пошел посмотреть, точно так, как половина соседей, но до эт’ ничиво ни видел и ничиво ни слышал. А теперь я намерен вернуться обратно в постель, а вам лучш’ заняться собственными делами. Спокойной вам ночи.
– Спокойной ночи, сэр, – тихонько ответили полицейские и пошли к выходу.
Это была не единственная ссора, свидетелями которой они стали в ту ночь.
Паскоу был слишком расстроен, чтобы принять их; его слуга отказался их впустить, ссылаясь на приказание
Зубы ее громко стучали о край чашки, и Питт понял, что она вряд ли может сообщить что-нибудь полезное, и вообще не способна что-либо сообщить. Так что даже надежда выяснить хоть что-нибудь касательно того, кто поджег эти два дома со всеми их обитателями внутри, не заставила Томаса расспрашивать ее и дальше.
Когда ее увели наверх и уложили там в постель, он обратился к Джозайе Хэтчу, который сидел с осунувшимся лицом и с затуманенным взором, обращенным внутрь себя, продолжая в ужасе вспоминать это страшное происшествие.
Питт некоторое время озабоченно наблюдал за ним – тот, казалось, сейчас вообще уйдет в себя, погрузится в созерцание собственного шока. Так что, вероятно, заставить его говорить и думать, как ответить на вопросы, будет меньшей пыткой, чем можно было бы предположить. Это, по крайней мере, отвлечет его от мрачных мыслей о чудовищных разрушениях и потерях и от страха перед злодеем, который, несомненно, находился где-то рядом. Этот страх был весьма заметен по подергиванию его век и дрожанию уголков рта.
– В какое время вы сегодня легли спать, мистер Хэтч? – начал Томас.
– А? – Хэтч с трудом вернулся к действительности. – Ох, поздно… я не глядел на часы. Я обдумывал то, что только что прочитал.
– Я слышала, как ты поднимался по лестнице в четверть второго ночи, – вклинилась в разговор Пруденс, очень тихо и спокойно, поглядев сперва на мужа, потом на Питта.
Хэтч повернул к ней застывшее лицо.
– Я тебя разбудил? Извини, я не хотел.
– Ох, нет, мой дорогой. Меня дети разбудили. Элизабет приснился кошмар. Я едва успела лечь обратно в постель.
– А сейчас с нею все в порядке?
Лицо Пруденс чуть расслабилось в некоем подобии улыбки.
– Конечно. Это был просто дурной сон. У детей часто так бывает, сам ведь знаешь, весьма часто. Так что ей просто требовалось, чтоб кто-то ее успокоил.
– А кто-то из старших детей разве не мог ее успокоить, не тревожа тебя? – Ее муж нахмурился, озабоченный этим вопросом, словно это было крайне важно. – Нэн уже пятнадцать. Через несколько лет у нее вполне уже могут быть свои дети!
– Между пятнадцатью и двадцатью огромный срок, Джозайя. Я хорошо помню, какой сама была в пятнадцать. – На ее губах снова появилась едва заметная улыбка, мягкая и грустная. – Я тогда ничего не знала, а воображала, что уже знаю все на свете. А на самом деле существовали огромные пласты, целые океаны знания, о которых я не имела ни малейшего преставления.