Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
– В этом я сильно сомневаюсь, – ответил Томас, идя теперь более широким шагом в надежде согреться и потуже затянув шарф вокруг шеи. Было достаточно холодно, вполне мог пойти снег. – Но он несколько дней оставался у Линдси. А тот был отнюдь не дурак. Если Шоу сделал какую-то ошибку, чем-то себя выдал – словом, умолчанием, – Линдси наверняка это заметил бы и понял, что это означает. Он мог ничего не сказать по этому поводу, но Шоу, зная за собой этот грешок, мог опасаться чего угодно, даже самой малости, и тут же стал действовать, чтобы защититься.
Мёрдо сгорбился, его лицо застыло при гнусности такого предположения, заставившего его задуматься. Он
– Вы так считаете, сэр?
– Не знаю. Но это возможно, так что не следует эту версию игнорировать.
– Это ужасно жестоко!
– Гибель людей в огне тоже очень жестокая штука. – Томас сжал зубы, отворачиваясь от ветра, секущего кожу и забирающегося во все недостаточно прикрытые щели – под шарф на шее, в рукава, в брючины. – Мы ведь охотимся не на скромного и брезгливого мужчину. Или женщину.
Мёрдо отвернулся, не желая встречаться с инспектором глазами и даже пытаться понять его мысли, когда тот упомянул женщину в связи с этими преступлениями.
– Должны быть и другие мотивы, – упрямо заметил он. – Шоу ведь врач. Он может иметь дело с самыми разными болезнями, со смертями, которые кому-то требуется скрыть. Или, по крайней мере, скрыть причины, от которых эти смерти произошли. Что, если кто-то убил Теофилиуса Уорлингэма?
– Кто именно?
– Миссис Шоу, например. Она же ему наследовала.
– А потом сама себя сожгла? И Линдси тоже? – саркастически усмехнулся Томас.
Мёрдо с трудом подавил желание ответить резко и зло. Питт все же был старшим по рангу, и он не решился на открытую грубость, но скопившееся в его душе неудовольствие требовало выхода. Всякий раз, когда инспектор заговаривал о мотивах этих преступлений, ему вспоминалось лицо Флоры, вспыхнувшее от гнева, прелестное, полное страстного желания защитить Шоу.
Голос Питта ворвался в его мысли.
– Но вы правы: там имеется огромное количество мотивов, которые мы даже еще не начали выявлять и исследовать. Одному Господу известны все эти трагические и гнусные тайны. Надо как-то заставить Шоу все это нам рассказать.
Они уже почти добрались до дома Уорлингэмов, так что больше ничего друг другу не сказали, пока не оказались в утренней гостиной возле камина. Анжелина сидела в большом кресле, строго выпрямившись, а Селеста стояла позади нее.
– Я уверена, что мы ничего не можем вам сообщить, мистер Питт, – спокойно заявила Селеста.
Сейчас она выглядела старше, чем в прошлый раз, когда они ее видели; вокруг глаз и рта залегли явственные морщинки от усталости и напряжения, а волосы были стянуты назад более сильно и как-то совершенно некрасиво. Но от этого ее внутренняя сила и уверенность в себе были еще более заметны. Анжелина же, напротив, выглядела бледной и опухшей, и более мягкий овал ее нижней челюсти, сейчас чуть опущенной, выдавал ее нерешительность. Глаза выглядели заплаканными и покрасневшими, да и вся она смотрелась такой нервной и робкой, что, казалось, вот-вот заплачет снова.
– Мы спали, – добавила Анжелина. – Это просто ужасно! Что тут происходит?! Кто все это делает?!
– Возможно, если мы выясним, почему это произошло, то узнаем также, кто это сделал. – Питт направил разговор в нужное ему русло.
– Почему? – Анжелина заморгала. – Но мы же не знаем!
– А можете и знать, мисс Уорлингэм, сами того не сознавая. Это дело связано с деньгами, с правами наследования…
– С нашими деньгами? – невольно спросила Селеста.
– С деньгами вашего брата Теофилиуса, если точнее, –
– Это произошло очень неожиданно. – У Селесты напряглось и погрубело лицо, рот сжался в тонкую линию и приобрел суровое и осуждающее выражение. – Боюсь, я согласна с Анжелиной: Стивен не слишком внимательно к нему отнесся, не так, как нам хотелось бы. Теофилиус до этого был совершенно здоров и прекрасно себя чувствовал.
– Если бы вы были с ним знакомы, – добавила Анжелина, – вы были бы точно так же шокированы, как мы. Он был такой… – Она попыталась отыскать в памяти достойное определение того, каким он был. – Он был такой активный и энергичный. – Женщина жалко улыбнулась. – Такой живой, жизнерадостный. Всегда знал, что нужно делать. Очень решительный, понимаете, лидер от природы, как папа. Он верил в то, что дух всегда должен быть здоров, а для тела требуется свежий воздух и физические упражнения – для мужчин, конечно, не для леди. Теофилиус всегда знал правильный ответ на любые вопросы, точно знал, во что человек должен верить. Конечно, он был не ровня папе, однако тем не менее я ни разу не видела, чтобы он ошибался по поводу действительно важных вещей. – Она всхлипнула и потянулась за совершенно не соответствующим ее потребностям платочком, вернее, крохотным клочком ткани. – Мы всегда сомневались в том, что его смерть произошла от естественных причин, я и сейчас могу это повторить. Неестественная это была смерть, совершенно не соотносимая с Теофилиусом.
– Что было признано ее причиной, мисс Уорлингэм?
– Стивен сказал, что это был апоплексический удар, – холодно сказала Селеста. – Но, конечно, это только его утверждение.
– Кто нашел тело? – продолжал нажимать Питт, хотя уже знал это.
– Клеменси. – Селеста вдруг широко раскрыла глаза. – Неужели вы думаете, что это Стивен его убил, а когда понял, что Клеменси про это узнала, то убил и ее? А потом и бедного мистера Линдси… Боже мой! – Она конвульсивно содрогнулась. – Как это ужасно, какое это чудовищное преступление! Всё, ноги его больше не будет в нашем доме! Никогда!
– Конечно, никогда, дорогая. – Анжелина шумно всхлипнула. – Мистер Питт арестует его, и его посадят в тюрьму.
– Повесят, – мрачно поправила ее Селеста.
– Ох, боже мой! – Анжелина пришла в ужас. – Как ужасно! Слава богу, папа не дожил до этого! Чтобы кого-то из нашей семьи повесили… – Она начала плакать, плечи ее опустились, тело скрючилось; она была напугана и совершенно несчастна.
– Стивен Шоу не из нашей семьи! – резко провозгласила Селеста. – Он не Уорлингэм и никогда им не был! Это несчастная судьба Клеменси, что она вышла за него и стала миссис Шоу. А он не из нашей семьи!
– Все равно, это просто ужасно… Никогда с нами не происходило таких постыдных событий, даже близко ничего подобного не было! – протестующе воскликнула Анжелина. – Имя Уорлингэмов всегда было синонимом чести и достоинства самого высшего порядка! Ты только представь себе, что чувствовал бы бедный папа, если бы хоть малейшая тень бесчестья пала на его имя! Он никогда за всю свою жизнь не совершал ничего такого, что могло бы заслужить такое название. А теперь его сын убит – а его внучка тоже, и ее муж будет повешен! Он бы умер от стыда!