Пожар на Хайгейт-райз
Шрифт:
– Кто-нибудь еще об этом знает?
– Понятия не имею. Может, он Шоу сказал. Вы его, надо полагать, еще не арестовали?
– Папа! – Флора впервые нарушила молчание – этот вскрик протеста вырвался у нее помимо воли.
– Чтоб я больше ничего такого от тебя не слышал, девочка! – яростно вымолвил Латтеруорт. – Он тебе уже достаточно вреда причинил! Твое имя так и треплют по углам, по всей округе, а ты бегаешь за ним, как втрескавшаяся горничная!
Флора вся вспыхнула, лицо стало совершенно алого цвета, она пыталась отыскать слова, чтоб
Мёрдо страдал от бессилия. Если бы Латтеруорт посмотрел на него, его бы поразило яростное выражение его глаз, но он был поглощен проблемами собственной дочери, ее безответственным, по его мнению, поведением.
– Итак, что же вам от меня нужно? – резко обратился он к Питту. – Конечно, не сведения о покойной жене этого бедолаги Эймоса Линдси.
– Нет, – кивнул Питт. – Вообще-то я пришел, чтобы выяснить, какая у вас имеется собственность в городе.
– Что-о? – Латтеруорт был так ужасно ошеломлен, что было трудно не поверить, что он и впрямь здорово удивился такому вопросу. – О чем эт’ вы, милейший? Какая еще собственность?
– Недвижимость, если точнее. – Томас внимательно наблюдал за ним, но даже Мёрдо, которого этот вопрос заботил гораздо сильнее, чем что-либо другое, не заметил на лице Латтеруорта никаких признаков страха или беспокойства.
– Я владею вот эт’ домом, целиком и полностью, и участком земли, на котором он стоит. – Латтеруорт неосознанно напрягся и чуть выпрямился. – Еще я владею парой улиц террасных домов в пригороде Манчестера. Построил их для моих рабочих, да-да. И эт’ хорошие дома, крепкие и прочные, как и земля под ними. Воду не пропускают, трубы не дымят, сортир при каждом, на заднем дворе, водопровод в каждом доме. Лучше и не придумаешь.
– И это вся недвижимость, которой вы владеете, мистер Латтеруорт? – спросил Питт уже менее строгим тоном, в нем даже звучало некоторое облегчение. – И вы можете это доказать?
– Мог бы, если б захотел. – Латтеруорт с любопытством смотрел на инспектора, глубоко засунув руки в карманы. – Только зачем мне эт’?
– Затем, что в деле об убийстве миссис Шоу и мистера Линдси могут быть замешаны вопросы собственности в Лондоне, – ответил Питт, на секунду переведя взгляд на Флору, потом обратно.
– Вздор! Чушь! – резко бросил Латтеруорт. – Если хотите знать мое мнение, Шоу убил свою жену, чтоб освободиться и заняться моей Флорой, а потом убил и Линдси, потому что тот понял, что он задумал. Он чем-то себя выдал – похвалялся, наверное, я б эт’ ничуть не удивился, и дело зашло слишком далеко. Ну, на Флоре-то он, черт бы его побрал, никогда не женится, и денежек моих ему не заполучить, ничего ему не достанется. Я ей такого не позволю, а он не станет ждать, пока я копыта откину, это уж точно!
– Папа! – Флора окончательно потеряла выдержку, ее уже было не остановить; ее больше не могли смутить ни осторожность и осмотрительность, ни дочерний долг, ни даже охватившее ее смятение, от которого ее щеки запылали, как маков цвет. – Ты говоришь мерзости,
– Ничего не желаю слышать! – Он резко повернулся к ней, сам весь красный. – Можешь ты утверждать, что не виделась с ним то и дело, в любое время, не прокрадывалась к нему, когда полагала, что тебя никто не видит?
Она уже чуть не плакала, и Мёрдо весь сжался и напрягся, почти готовый броситься вперед, но Питт бросил на него ледяной взгляд и остановил его порыв.
Мёрдо так отчаянно хотел броситься ей на помощь, что у него все мышцы свело от боли, такие жуткие усилия он прилагал, чтобы сдержаться, но не имел представления, что сейчас следует сказать или сделать. Все происходящее имело силу полной неизбежности, словно камень уже начал катиться с горы вниз и точно должен закончить этот свой путь.
– Там не было ничего незаконного или недозволенного! – Флора тщательно подбирала слова, прилагая все усилия, чтобы не принимать во внимание присутствие Питта и Мёрдо, которые стояли столбами, как лишняя мебель; все ее внимание было обращено на отца. – Это было… было просто личное дело, это никого не касается.
Лицо Латтеруорта было искажено болью и яростью. Дочь была для него единственным в мире человеком, которого он любил, а она предала и его, и себя, она ранила его в самое сердце, и он не мог этого вынести.
– Секреты! Тайны! – заорал Латтеруорт, стуча кулаком по спинке кресла, оказавшегося рядом. – Честная, порядочная женщина не станет тайно пробираться в дом мужчины через заднюю дверь, чтобы с ним встречаться! Разве миссис Шоу была дома? А? Была? И не ври мне, девочка! Была она в комнате вместе с тобой… все время?
Голос Флоры был едва слышен, в таком напряжении она сейчас пребывала.
– Нет.
– Конечно, ее там не было! – Слова слетали с губ отца в ярости и муке, он понимал, что это истинная правда, и для него стало чем-то вроде триумфа в этой отчаянной схватке; по крайней мере, она ему не солгала. – Так я и знал! Знал, что ее там не было, что она уехала – половина ‘Айгейта об эт’ знала! Но вот что я тебе скажу, моя милая: мне наплевать, что говорят в ‘Айгейте или даже во всем лондонском обществе. Они могут обзывать тебя как угодно, если у них язык поворачивается. Но я не позволю тебе выйти замуж за Шоу, и эт’ мое последнее слово!
– Я вовсе не желаю выйти за него замуж! – По щекам Флоры уже текли слезы. Она прикрыла ладонью рот и впилась зубами в палец, словно физическая боль могла помочь снять напряжение и муку. – Он мой врач!
– Он и мой врач тоже! – Латтеруорт еще не понял, какая перемена в ней произошла. – Но я ж не пробираюсь к нему тайно, в заднюю дверь! Я иду к нему открыто, как честный человек!
– У тебя не такие неприятности, как у меня. – Ее голос прерывался, она задыхалась от слез, не поднимая глаз ни на кого из них, в первую очередь на Мёрдо. – Он разрешил мне приходить всякий раз, когда у меня начинаются боли, и я… и он…