Пожар над Техасом
Шрифт:
И сама Кэтрин научилась быть такой же непрощающей и неуступчивой, как те, кто ее осудил.
На другой стороне улицы за стычкой Кэтрин с миссис Аддис наблюдал незнакомец, облокотившийся о столб на углу. Со стороны никто бы не заметил, как пристально он смотрит на молодую женщину и ребенка. В его взгляде не было ни осуждения, ни жалости. Но равнодушия в нем тоже не было.
Когда тележка доехала до дальнего конца города, незнакомец вскочил в седло. Его лошадь, пятнистый мерин, с виду такой же голодный, как и хозяин, двинулась следом за тележкой на таком расстоянии, чтобы
Кэтрин ни разу не обернулась. Она боролась с чувством загнанности, которое охватывало ее слишком часто и с разрушительной силой. Ей казалось, что в жизни уже не осталось ничего хорошего. С того момента, когда команчи Сломанной Стрелы увели ее и еще одну девочку в тот давний день смерти и насилия, она потеряла всякое представление о мирной, нормальной жизни. В те месяцы, которые она прожила с людьми этого племени, она почти обрела чувство дома. А потом явились солдаты. Наверное, она больше никогда уже не почувствует себя в безопасности. Она может притворяться ради Шей, но это только иллюзия, и ее легко разрушить.
В течение нескольких месяцев после возвращения от команчей Кэтрин отказывалась брать Шей с собой в город. Она и сама туда редко ездила. Но в последнее время она изменила свое мнение. Если жители Нью-Браунфелса не примут Шей ребенком, они не примут ее никогда. Черты ее отца все больше проявляются в девочке. Черты Убивающего Волков.
Кэтрин с болью подумала о нем. Что испытал он, когда, вернувшись, увидел свою огненноволосую жену мертвой, а крошечную дочь не нашел совсем? Перед глазами Кэтрин встало его гордое лицо. А потом в памяти девушки ожили другие страшные воспоминания. Даже сейчас, много месяцев спустя, Кэтрин преследовали картины той ночи, ночи избиения у Стоун Крик. Крики женщин и детей, всплеск пламени на стенах, когда она взяла Спящего Кузнечика из рук умирающей матери малышки. Слишком слабая, чтобы пытаться бежать, она поручила Кэтрин жизнь своей дочери.
У Кэтрин перехватило горло.
– Нет, – прошептала она. – Нет!
И ее ум повиновался – она прекрасно себя натренировала. Воспоминания отступили. Она даже не заметила, что они уже почти приехали. Роща пекановых [1] деревьев была естественней границей их земли. Она вздохнула, радуясь, что надежными лошадьми не нужно было править: они сами могли найти дорогу домой.
Тут только Кэтрин заметила, что Шей испугана и цепляется за ее колено, напрягшись всем тельцем от страха.
1
Пекан – разновидность ореха. (Примеч. ред.)
– Все в порядке, Шей, – поспешила она успокоить девочку. – Мы дома, моя хорошая. Дома.
Ее эти слова успокоили гораздо меньше, чем Шей. Она дома, но в порядке не все. Далеко не все.
Скрип и стук колес заставили Йейтса вернуться от изгороди, которую он чинил, во двор фермы. Старый Бен Йейтс был силен, как мужчина вдвое моложе, а мудр – как человек, вдвое старше своих пятидесяти двух лет. Зная Кэтрин, он не стал предлагать ей помощь.
– Я распрягу и разгружу, – решительно сказал он. – Идите к тете. Она тут без вас все утро нервничала.
– Разгружать нечего, Бен, – призналась Кэтрин. – Я не купила ничего из того, за чем ездила в город.
Повернувшись под его пристальным взглядом, она прошла в дом.
На безопасном расстоянии от них, в тени небольшой группы деревьев, дожидался незнакомец. Прежде чем спешиться, он будет наблюдать. Если на ферме есть еще кто-то, кроме этого старика, он хочет знать об этом заранее.
Его лошадь беспокойно шевельнулась: она хотела пить и чуяла воду. Но она не тронется с места и не издаст ни звука, которые могут привлечь внимание посторонних, если хозяин не разрешит ей. Они оба были покрыты пылью от длительного утомительного пути. Мужчина знал, что здесь они не отдохнут, но животное надеялось.
Тетка Кэтрин оказалась на кухне, где возилась почти целый день. Она была твердо убеждена, что работа идет быстрее в приятной обстановке – и именно этим отличалась ее кухня. В этой уютной комнате было тепло зимой, а окна располагалась так, что на кухне целый день было светло. Когда Кэтрин с Шей вошли в кухню, тетя отложила штопку – одно из рваных платьиц Шей.
– Ну вот, ты привезла мою радость обратно в целости и сохранности.
Кэтрин поставила Шей на пол, и малышка побежала к бабушке, широко раскинув ручонки.
Ди ласково подхватила девочку на руки, глядя на плотно сжатые губы племянницы.
– Утро у тебя оказалось неприятным.
Кэтрин знала, что выражение ее лица послужит достаточным ответом.
– Тебе не следовало брать ребенка с собой в город!
Хотя слова Ди прозвучали резко, Кэтрин знала, что ее любящее сердце болит за них обеих.
– Шей следует знать, каков этот мир, тетя Ди. Пусть уж выучит это прямо сейчас.
Ди печально покачала головой.
– Возьми девочку наверх и вымой, Кэтрин. Она пропылилась в дороге. Мы сможем поговорить позже, после обеда. Ни к чему расстраивать Шей ссорой.
– Есть. – Детский голосок звучал непреклонно. – Шей хочет есть.
Озабоченное лицо Ди прояснилось, и она дала девочке печенье со стоявшей на плите тарелки.
– А теперь иди, сладкая моя.
Кэтрин взяла малышку и направилась к лестнице, но у нижней ступеньки ее остановил голос тетки:
– Ты ничего не узнала в городе про Форда?
– Нет, тетя Ди, – ответила Кэтрин, стараясь, чтобы в ее словах не слышалась тревога. – Пока нет.
Ей даже не надо было оглядываться, чтобы узнать, что на лицо тетки опять вернулось тревожное выражение.
ГЛАВА 2
Ди проводила взглядом спину поднимавшейся по лестнице Кэтрин: как всегда, неуступчиво-гордо выпрямленную. Эта гордость была причиной многих неприятностей Кэтрин, но не всех. Ди тревожилась за нее, а теперь приходилось беспокоиться еще и о Форде.