Пожарная команда номер раз
Шрифт:
Директор-востоковед некоторое время молчал и, по всей вероятности, растерянно теребил свое знаменитое кашне. Ведь по телевизору Пиотровского всегда показывают с элегантным кашне, разложенным по воротнику и плечам черного смокинга. Наверно, даже во время экспедиций в глубину аравийских пустынь Михаил Борисович своего кашне не снимал. Наконец, он решился уточнить по-арабски:
— Так это не из Кремля звонят? — и, спохватившись, перешел на русский. — Тогда, должно быть, из Каира?
— Из райцентра Москва, который на берегу Нила. То есть Невы, — тоже по-русски ответил Геннадий. И, не выдержав, проговорился. —
Высказывание получилось длинным и путаным, и Геннадия, конечно же, выдал ломающийся голос. Однако член-корреспондент Академии Наук не стал кричать: «Мальчик, прекрати баловаться!» и грозить милицией. Вместо этого он изумленно спросил:
— Усеркаф Птах амлау?
Оказалось, Пиотровский хорошо знал историю двух сфинксов, принадлежавших в восемнадцатом веке вельможе-египтологу. Правда, в науке считалось, что изваяния эти безвозвратно утеряны во время пугачевского бунта. А они нашлись. Директор Эрмитажа явно обрадовался. Но, как показалось Геннадию, еще и немного испугался.
— Надо бы, конечно, к вам приехать… — в трубке слышалось шуршание шелка, Пиотровский нервно теребил свое элегантное кашне. — Кстати, охрану вокруг сфинксов выставили? Хорошо бы с тяжелым вооружением.
— У нас охотников не имеется, только рыболовы, — объяснил Геннадий. — Хотя пару берданок отыскать можно. С бекасиной дробью.
Берданки Пиотровского не успокоили.
— Конечно, не всегда нужно доверять древним сказкам, — замялся эрмитажный директор. — Но репутация у ваших сфинксов такая… Этакая неоднозначная… В общем, следует соблюдать максимальную осторожность.
И он поинтересовался, не расквартирована ли поблизости от райцентра Москва какая-нибудь артиллерийская часть.
В кабинете мэра тоже имелся спутниковый телефон.
— Алло! Это Лондон? — кричал мэр в трубку. — Срочно соедините меня с аукционом «Сотби»!
— We don`t understand you, — отвечал Лондон.
— «Сотби»!!! — чем громче кричишь, полагал мэр, тем иностранцам понятнее. — Где у вас произведениями искусства торгуют. Дело на миллион! Шнель, шнель, цурюк!
Глава восьмая. Марс становится ближе, а сфинксы — дальше
Академия Наук решила форсировать подготовку к полету на Марс. Полным ходом шли научно-технические приготовления. Одновременно приходилось заботиться и о человеческом факторе. То есть нужно было подыскать экипаж будущего корабля с учетом абсолютной психологической совместимости. Чтобы во время дальнего космического рейса никто ни с кем не перессорился, и даже натянутых отношений не возникло. Натянутые отношения, даже прикрываемые напускной доброжелательностью, все равно могут вызывать нервные перенапряжения. А в условиях полета к Марсу нервничать недопустимо.
Понятно, что наши шестеро братьев-пожарных являли собой идеальный марсианский экипаж. Они никогда не ссорились, вообще являли собой, можно сказать, одного человека, только помноженного на шесть: такой слитный и целеустремленный организм, повсечасно готовый к подвигам и героическим полетам на иные планеты.
Но это мы с вами знаем, что братья были готовы.
— Надо искать кандидатов, — заявил руководитель марсианского проекта, лауреат Нобелевской премии по секретной номинации Икс Игрекович Зетов. — Не может быть, чтобы не нашлись. Страна большая.
Но заявил он это не широкому кругу своих подчиненных, а одному-единственному помощнику. Финансирование Академии наук все еще оставалось недостаточным, поэтому Иксу Игрековичу пришлось привлечь к сотрудничеству на безвозмездной основе своего четырнадцатилетнего сына Ивана.
— Где искать-то? — спросил сын, косясь на закутанный антирадарной тканью макет марсианского корабля, стоявший на отцовском столе. — С Камчатки начинать или с Калининграда?
Вообще-то под непроницаемой для всех шпионских излучений пеленой скрывался фальшивый макет. Настоящий хранился в сейфе, местоположение которого было известно только трем лицам: самому академику Зетову, президенту России и институтской уборщице, которой приходилось вытирать с этого сейфа пыль.
— Для начала обратитесь в редакции центральных газет, — Икс Игрекович в официальной рабочей обстановке обращался к сыну на «вы». — В отделы писем. Туда стекается вся информация о необычных явлениях и примечательных людях.
Проследив взгляд сына, Зетов рассердился:
— И нечего тут глазами зыркать! Прошу не забывать о режиме секретности. При беседах с представителями прессы лишнего не болтать, выражаться иносказательно. К вечеру жду результатов!
Когда Иван Иксович добрался до редакции газеты «Труд», он обнаружил там корреспондента-касатика, только что вернувшегося из своей длительной командировки в глубинку. Коллеги сбежались на него посмотреть, и не потому, что очень соскучились, а потому, что уезжал он в глубинку в резиновых сапогах и в брезентовой штормовке, а вернулся в замшевых туфлях и гавайской рубашке. Осмотрев заведующего отделом писем, коллеги покачали головами, потерли подбородки, кое-кто пощипал себя за ухо, но никто ничего не сказал и тем более не удивился. Наконец, журналисты «Труда» молча покинули отдел писем, остался только Иван Иксович.
Касатик разгружал свою командировочную сумку. Прежде всего, он выложил на стол коробку с надписью «Московская камнерезная артель». А из этой коробки извлек звезду.
Это была сияющая тихим светом селенитовая звезда. Сувенирная, но все-таки звездочка. И довольно-таки красивая. Можно было доложить молодой жене, что он выполнил свое обещание. Но вид у касатика был грустный. Полюбовавшись на селенитовую звезду, он поднял печальные глаза на Ивана Иксовича.
— Ужасно! — сказал касатик молодому человеку.
— Что? — не понял Иван.
— Наконец-то я раскопал настоящую сенсацию, — горестно вздохнул завотделом писем. — Но опубликовать статью не имею права. Потому что этой статьей могу навредить хорошим людям.
— Зато другой статьей вы можете помочь другим хорошим людям! — воскликнул сын лауреата Нобелевской премии. — Помочь им улететь на Марс!
Конечно, касатик профессионально не удивился. Но и грустить перестал. А Иван Зетов страшно испугался — ведь он только что выдал незнакомому человеку одну из важнейших государственных тайн.